От необходимости отвечать Любовь Николаевну избавило появление нового гостя.
– А вот и ты, батюшка, – разулыбалась Шелыганова при виде подошедшего. – Прошу любить и жаловать, Надеждин Андрей Никитич, племянник, сын моей покойный сестрицы приехал погостить. Все уговаривала у себя остановиться, а он ни в какую, снял отдельный домишко. Стыдно теперь людям в глаза смотреть. Но упрямец – весь в покойную сестрицу. Андрей Никитич тоже из Москвы, офицер, преподает в Алексеевском военном училище.
Офицер был в штатском. И, пожалуй, офицера даже ничем не напоминал, если только выправкой. Не было в нем того бравого и удалого, о чем Любовь Николаевна читала в романах.
Надеждин почтительно приложился к пухлой руке тетушки, а после ему были представлены все присутствующие.
Девка-прислужница быстро принесла приборы, в широкую фарфоровую чашку гостю налили из самовара чаю, и разговор продолжился.
– Я ведь столько лет его не видела, – говорила Марья Ивановна. – Да ты калачик-то попробуй, угостись, свежий. И варенья не жалей, побольше накладывай.
– Надолго вы? – поинтересовался Петр Гордеевич.
– Пока не знаю, – ответил Надеждин. – На неделю, думаю.
– Это как же на неделю? Ничего и слушать не желаю, – возмутилась старая купчиха. – У тебя отпуск долгий, вот и погостишь у нас.
– Дела, тетушка, дела, – улыбнулся Надеждин.
– А вы по какому предмету учительствуете, позвольте полюбопытствовать, – подал голос Рысаков.
– Военная география.
– Дожили, офицеры теперь географию преподают, – хохотнул тот.
И было что-то пренебрежительное во взгляде Рысакова.
– Географию могут преподавать многие, – спокойно ответил Надеждин, – а военную – нет. Тут другая наука, здесь изучаются театры военных действий.
– Однако, – хмыкнул Рысаков, – чего только не придумают. Эдак скоро штук десять разных географий придумают, а как по мне – военные должны сражаться.
– Мне кажется, что именно для того, чтобы военные сражались успешно, и нужно изучать многие сопричастные науки, – негромко произнесла Любовь Николаевна, которой неприятен был и сам Рысаков, и тон его голоса, и эти нервные подрагивающие пальцы.
5
– Петенька, – холеная женская ладонь прошлась по спине, – да неужто это невозможно?
И голос стал игривый-игривый. Рука продолжала гладить, коснулась плеча, блеснуло на пальчике колечко. Губы поцеловали сильную литую шею.
– Только представь себе, сколько денег можно заработать.
– На театре?
– На театре, милый, – прошептала Павлина, – вот ежели начнем всем сами заправлять…
– В каждом деле разбираться надо, Павушка. Такие антрепренеры знаменитые прогорают и директора, куда уж нам. Я в этом ничего не смыслю.
– А я тебе на что, Петенька? Все подскажу, все расскажу, найдем управляющего хорошего…
– Глупости это, – зевнул Петр Гордеевич.
Павлина села на край кровати и отвернулась. Темные волосы рассыпались по плечам.
– Ты меня совсем не любишь.
– Это я-то тебя не люблю? – Петр Гордеевич слегка повысил голос, перевернулся на спину и начал разглядывать потолок. – Дом этот купил и обставил, деньги даю, роли главные в театре имеешь. Теперь театр просишь выкупить. Сколько еще желаний, Павушка?
– Вот последнее, ей-богу.
– Не могу, уволь.
– Не можешь, – Павлина обернулась и цепким взглядом уставилась на любовника, – или не хочешь?
– Не могу, – спокойно ответил.
Помолчал немного, вздохнул и поднялся, чтобы начать одеваться.
– Да даже если бы и мог… кто ты, Павушка, чтобы разговаривать со мной так?
– А вот и правда, Петр Гордеевич, кто я? – Павлина подобрала ноги, обняла руками колени и стала похожа на девочку. Она была маленькая, худенькая, хрупкие плечики трогательно просвечивались через тонкую сорочку. – Я ведь девка для удовольствий, – тихо произнесла она и стала ждать уверений в обратном. Раньше такое срабатывало всегда.
В этот раз Петр Гордеевич молчал и продолжал неспешно одеваться. Павлина, не меняя позы, украдкой поглядывала на любовника.
Ей нужен был театр. Богатые покровители, бывало, покупали своим любовницам-актрисам театры, и тогда уж все-все пьесы ставились под них. Павлина знала точно – о себе надо думать в первую очередь. Петр Гордеевич – не случайная связь, она долго высматривала этого серьезного человека, потом незаметно окручивала, приманивала, а потом, наконец, получила. И вот теперь надо пользоваться. Вдруг как Чигирев завтра прогорит? Пока влюблен да податлив – пользуйся. И Павлина старалась. Соблазняла, опутывала, выманивала. Все удавалось.
Она ниже склонила голову и чуть добавила страданий – начала подрагивать.