Он чувствовал, что мать внимательно следит за ним и его непонятная, счастливая улыбка ей не нравится. Ее внезапный крик, полный злорадного триумфа, ничуть не удивил его.
— Я мокрая!!!
Устало он подошел к креслу и помог ей добраться до ванной. Взял на кухне тряпку и занялся полом. Иногда ему казалось, что она это делает нарочно. Пока вытирал лужу, отвернувшись от невыносимого запаха, опять подумал о том, что всегда приходило в голову во время этого занятия: сколько все это может продолжаться и когда же он сможет пристойно отправить ее в дом престарелых? Пристойным в его понимании было бы состояние полной амнезии, когда она не могла бы определить, где и как живет. Поэтому ему скорее всего придется ждать ее полного слабоумия. Он хотел, чтобы ее физическое тело было здорово до тех пор, пока она жива, а разум превратился бы в разум невинного младенца, не способного испытывать боль унижения. Он ждал времени, когда она не будет узнавать его. Это случится однажды утром. Он принесет ей чашку утреннего чая, а она просто не вспомнит его имени. Как часто мечтал он об этом! И тогда он без зазрения совести оденет ее с бесконечной нежностью и заботой и отвезет в Дом на Закате. И она никогда не узнает, кто выкинул ее из дому.
Он станет навещать ее каждую неделю, и его не будет обижать то, что мать не узнает сына. Но он не мог решиться проделать это, пока она была полна сил и в твердой памяти. Каждый день он прислушивался к ней, надеясь заметить хотя бы первые, незначительные признаки появления нелогичной, бессвязной болтовни. Да, он слышал, нельзя надеяться на непременное наступление старческого слабоумия. Некоторые люди, дожившие до девяноста лет, вовсе не хотели умирать и, уходя, проклинали презренный мир, который все еще должен был им жизнь. Сейчас Брайан слышал, как она медленно двигалась в ванной, натягивая чулки. Его раздражала ее невероятная осторожность, и он начинал сомневаться, положено ли ей вообще продолжать никчемное существование. Эти мысли были очень болезненны и совершенно бесполезны. Он быстро отнес тряпку на кухню и бросил под струю холодной воды. В следующий раз, говорил себе Брайан, в следующий раз он выяснит все по поводу содержания постояльцев, больных энурезом, в роскошном доме престарелых «Петунья». Послышались шаги матери, и он помог ей опять устроиться в кресле.
— Не делай этого больше.
Он каждый раз повторял одно и то же после очередной лужи, хотя понимал всю бессмысленность увещеваний. Самое отвратительное заключалось в том, что мать не контролировала себя.
— Но ты ведь не отправишь меня, нет? — Она побаивалась немного, но ни намека на проявление дряхлости и маразма. Наоборот, спрашивая это каждый раз, она показывала, что точно осведомлена обо всех его потаенных мыслях и желаниях.
— Конечно же нет, — ответил он, как всегда. Но это «нет» относилось только к сегодняшнему дню и не предполагало долгосрочного обещания навеки.
— Интересно, сколько стоит содержание в «Петунье»?
— Я думал, ты хочешь жить дома.
— Но жить в «Петунье» — это не значит быть выкинутой из дому. Это как будто постоянно жить в шикарном отеле.
— Откуда ты знаешь? Ты же никогда не жила в гостинице.
— Я видела по телевизору.
— Ты не будешь скучать по мне?
— Но ты ведь будешь навещать меня. А я разрешу тебе понежиться в моей роскошной личной ванне.
— Да… Забудь об этом. Это слишком дорого.
— Но ты же получил работу.
Он не сразу ответил. Ему нужно было время, чтобы переварить только что услышанное. И заодно запомнить навсегда, что ей первой в голову пришла эта идея. Раньше он не задумывался, как следует распорядиться доходами, пусть небольшими, от продажи своих не совсем пристойных услуг. Этого хватило бы, наверное, на покупку лишней рубашки или плитки шоколада для матери. Вот, пожалуй, и все, на что он рассчитывал. Но мать, не осведомленная в истинном, грязном характере будущего занятия сына, подталкивала его к мысли превратить это в бизнес. В самом деле, ведь мисс Хоукинс не единственная на свете! Их, ищущих дам, огромное множество, только надо правильно расставить капканы. Стоит чаще посещать людные места. Он подготовит несколько экземпляров меню, каждый со своим основным мотивом в оформлении, и раскинет свои невидимые сети, не выдавая себя. Даже по предварительным, весьма ориентировочным прикидкам, имея примерно шесть платежеспособных клиенток, он смог бы держать мать в «Петунье» до конца ее дней. И он навсегда запомнит, что именно она первая заронила в его сознание эту идею. Можно было только изумляться ясности и изворотливости ее ума, не дряхлевшего в давно увядшем теле.