— Здесь я живу.
Он протянул ей сумку.
— Может, зайдете на чашечку чая? — Желанное предложение прозвучало. — Вы же устали и так помогли мне, — добавила она быстро, считая, что в таком виде приглашение выглядит пристойнее.
— Я помог бы вам в любом случае. Но я никогда не откажусь от чашки чаю.
Она открыла входную дверь. На вешалке он тут же заметил мужской зонт, что разрушало его построения — под любым предлогом следует посетить ванную, содержимое которой безошибочно откроет правду. Там в стакане одиноко стояла зубная щетка, валялись всякие женские мелочи, и ни единого признака мужского присутствия. На обратном пути он ненароком заглянул в открытые двери: это были две благоустроенные спальни и гардеробная. По всем признакам она была хозяйкой добропорядочного семейного дома с длинной историей. Мебель в гостиной отполирована до блеска, но немного потерта и обветшала от многолетнего использования. Птенцы, наверное, уже давно выпорхнули из родительского гнезда.
Подтверждая его догадки, она сказала:
— Я живу в этом доме около сорока лет. Мои дети уже выросли. Они теперь в Канаде.
— А ваш муж?
— Я вдова. Уже четырнадцать лет. Устраивайтесь поудобнее. Я поставлю чайник.
Пока она отсутствовала, он огляделся по сторонам, чтобы получше узнать ее — так будет легче подобрать к ней ключ. На серванте были выставлены в ряд фотографии в рамках: две свадебные, наверное детей. Линию замыкал портрет в серебряной рамке. С него смотрел мужчина средних лет в форме военного офицера. Скорее всего это и был безвременно ушедший дорогой супруг.
В углу на вращающейся полке лежали журналы. Судя по названиям, в этом доме увлекались спиритизмом и учениями о загробной жизни. Послышался скрип приближавшейся тележки с чаем, и он вынужден был прервать свои расследования и вернуться на место. На тележке он увидел точно такой же чайный сервиз, как у матери. Чашки с голубым ивовым рисунком. Наверное, оба сервиза и куплены были примерно в одно и то же время, много лет назад. Теперь такой китайский фарфор стоил очень дорого. Мать редко разрешала им пользоваться, она хранила его для гостей, но с тех пор, как к ним перестали приходить, китайский фарфор лишь пылился на полке в кладовой. Брайана обрадовал неожиданный знакомый в чужом доме: это сближало. Она налила чаю.
— Ваш супруг? — спросил он, кивнув в сторону портрета.
— Да, это Джордж. Эта фотография была сделана на полковом обеде всего за неделю до его смерти. Он был кадровым военным.
— Наверное, очень достойный человек. — Брайан надеялся, что, узнав больше подробностей о ее муже, поймет, стоит ли ему продолжать атаку.
— Да, несомненно. Хотя у него были небольшие причуды.
Брайан приободрился.
— Причуды?
— Ну да, он был педантом. Все вещи должны были быть строго на своем месте, как солдаты в строю. Он иногда вставал со своего кресла, чтобы на миллиметр подвинуть сбившуюся диванную подушку.
Достаточно занудно и многообещающе, подумал Брайан.
— Как же вы справлялись с этим?
— Так было, и все. У меня ведь тоже есть свои капризы.
Все было пристойно, пока они обсуждали своеобразие ушедшего в мир иной Джорджа. Но открыто проявлять интерес к капризам и шалостям сидевшей перед ним дамы было уже слишком интимно. И хотя ему не терпелось выяснить все подробности, он решил пока не настаивать. Они сидели в тишине. Он — не решаясь расспрашивать, она — не желая откровенничать.
— Как вас зовут? Если вы не возражаете против вопросов.
— Виолетта. Виолетта Макинс. А вас?
Брайан спешно подыскивал в закоулках своей памяти подходящее имя. Он понимал, что занятие его нелегально и ему следует на всякий случай подстраховаться.
— Феликс. Я знаю, глупое имя, — сказал он, обдумывая подходящую фамилию. — Хоукинс, — как будто бы само слетело с его губ. — Феликс Хоукинс.
Его первая и пока единственная клиентка была бы польщена таким доверием.
— Вы пенсионер?
Своим вопросом она наделяла его неким статусом человека, принадлежащего к определенному классу. Если бы она спросила, работает ли он, то тем самым намекнула бы на его преклонный возраст и возможные жизненные неудачи.
— Нет. У меня небольшой бизнес.