Открыла входную дверь. Почтовый ящик пуст. Записки нет. Вынула шарф из корзины, хотя он был готов к продолжению прогулки, потому что ждать Брайана в пустой квартире у нее не было сил. Посмотрела на часы. Шесть вечера. Надежда почти умерла. Ее трясло. Пошла в гостиную и стояла там, будто застыв в ледяной пустоте. Все тело билось в конвульсиях. Похоже на припадок какой-то болезни. Лечь боялась: вдруг потом не хватит сил подняться? Вцепилась в дверную ручку. Холодный пот покрыл все ее тело. Била дрожь, но это ее не испугало. Все, что чувствовало теперь ее бедное тело, были злоба и ненависть. Внутри этой злобы билось от нестерпимой боли израненное и истерзанное сердце. Посмотрела на свою руку, в ярости сжимавшую дверную ручку: суставы пальцев побелели и, казалось, окостенели навечно. Тонкая струйка слюны стекала по подбородку. Тело будто истекало гневом. Испугалась. Страх расцепил закостеневшую руку-клешню и отправил мисс Хоукинс на кухню, к дневнику. К приказу, впервые не выполненному за долгие годы ее приговора. Мисс Хоукинс впервые не заслужила победной галочки повиновения, и это было окончательным поражением. С коротким и отчаянным криком резко перечеркнула записанный приказ. Она никогда не писала его! Его никогда не было здесь. Она никогда не думала возвращать свои деньги. Никогда. Она совсем другое имела в виду. И отчетливо написала это другое.
Слово из пяти заглавных букв легко выпрыгнуло из ее ручки и легло на страницу, как будто кровь по капельке вылилась из раны. Она и правда словно истекала кровью, так глубоко и безнадежно была изранена и горела болью. Ручка выпала из вдруг онемевшей и обессилевшей руки, по подбородку снова стекала слюна, налитые кровью глаза прочли приказ: «УБИТЬ». Схватила корзину и бросилась вон из дому.
Взяла пенсию за две недели вперед — таков был обычный порядок предпраздничных выплат. Этих денег только-только хватило бы на житье, но она чувствовала, что они ей больше не понадобятся. Ярость гнала ее в «Петунью».
На углу поймала такси. Села, устроившись на мягком сиденье сзади, как и было предписано правилами. Впервые за последнее время можно было откинуться на надежную спинку кресла, но за всю жизнь она так и не научилась ездить в такси, к тому же злость, закручивавшая в тугой клубок все внутренности, не давала ей расслабиться. Сидела сжавшись на краешке сиденья, обливаясь холодным потом и без конца вытирая слюну с подбородка. Смотрела в окно бессмысленным, невидящим взглядом. Такси неслось по пустому городу, будто пытаясь угнаться за стремительно росшей внутри неистовой яростью. Машина остановилась у ворот «Петуньи». Ноги еле держали и почти не чувствовали под собой земли. Тело раскачивалось из стороны в сторону. Сделала еще одно усилие. Вошла в ворота.
Садовник пропалывал цветники. Приблизившись к нему и не останавливаясь, прокричала:
— Миссис Воттс?
— Дальше, в пристройке, — ответил он, не поднимая головы от тяпки, только махнув рукой в нужном направлении. Чуть прибавила шаг и прошла прямо по газонам.
Дверь в пристройку открыта. Вокруг никого. Не мешкая пошла по длинному коридору, выкрикивая:
— Миссис Воттс?
Никто не отозвался. Повернула и пошла по противоположной стороне прямоугольного коридора, продолжая заунывно звать. Впереди открылась одна из дверей. Оттуда высунулась голова пожилой женщины. Обрадованная неожиданному посетителю, она радостно улыбалась и ждала, пока мисс Хоукинс подойдет к ней поближе.
— Вы кого-то ищете? — спросила она, хотя здесь вряд ли можно было увидеть праздно слонявшегося прохожего.
— Миссис Воттс, — ясно и четко повторила мисс Хоукинс.
— Ее нет, я точно знаю. Думаю, она еще не вернулась. Но сейчас посмотрю. Может, вы пока подождете в моей комнате?
Мисс Хоукинс совершенно не была готова к обмену любезностями, но ей нужно было немного отдохнуть и ослабить напряжение дрожавших конечностей. Остановиться хоть ненадолго требовал и ее мокрый от слюны подбородок. Вошла в открытую дверь и села в предложенное кресло.
— Я сейчас вернусь. Туда и обратно, — улыбалась миссис Винтерс.
Она отсутствовала совсем недолго, но вполне достаточно для того, чтобы мисс Хоукинс успела заметить большую групповую фотографию в раме на столике. Достаточно, чтобы увидеть бледные, несчастливые лица, достаточно, чтобы смутные воспоминания и догадки зашевелились в спутавшемся сознании. Миссис Винтерс уже стояла в дверях.