– Даже не смей сравнивать то, что я сказала тебе, с какой-нибудь дешевой репликой из любительского порнофильма. Я нечасто говорю людям подобное и предпочитаю, чтобы эти слова не сводили к полной грязи. Это попросту оскорбительно.
На какой-то миг Эмма действительно поверила, что ее краткий пересказ этой великолепной речи, произнесенной пять лет назад, действительно оскорбил Реджину. Даже причинил ей боль. Это чувство было неожиданным и чертовски тревожным.
– И тебе интересно… – заговорила Эмма. Голос у нее слегка срывался, поэтому она прочистила горло и сглотнула, желая унять возбуждение. Казалось, что все ее тело пылает от слов Реджины, и в какой-то степени ей было ненавистно, что эта женщина все еще имеет над ней такую власть. – И ты еще спрашиваешь, почему я все поняла превратно. И дело не только… Боже, дело не только в твоих словах, Реджина. А в том… как ты касалась меня, как…
– Я знаю, – выдохнула Реджина, и впервые это звучало как извинение. Она все еще не отпускала Эмму, держа ее за пряжку ремня, они стояли вплотную, чувствуя дыхание друг друга и изучающее глядя в глаза, пытаясь найти в них ответ на вопрос, который ни одна из них не осмеливалась произнести вслух.
Эмма чувствовала, как комок подступает к горлу, и попытки сглотнуть его лишь усиливали боль.
– Тогда почему?.. – попыталась сказать она, отчаянно желая наконец облечь свои чувства в слова, однако это удавалось ей с трудом. Она подавилась вопросом, эмоции, бурлившие внутри, полностью завладели ей, поэтому Эмма заставила себя отвернуться от Реджины, чтобы укрыться от нее. Но Реджина потянулась к ней, и Эмма почувствовала, как слезы подбираются к глазам, когда Реджина вынудила ее снова повернуться к ней: посмотреть на нее, со всем разобраться.
– Эмма, подожди…
Но на этом все – больше она ничего не сказала. Реджина продолжала смотреть на нее с таким выражением лица, которое ей никогда не удавалось разгадать, пока слеза наконец не скатилась по щеке Эммы. Тогда Реджина поцеловала ее.
И тогда внутри как будто что-то вдруг сломалось.
Эмму душили слезы, когда она резко оттолкнула Реджину от себя.
– Нет, нет, не смей… – начала она, расстроенная и взбешенная, вложив все свое отчаяние в одну единственную фразу. – Ты разбила мне сердце, Реджина, ты… ты раздавила меня. Я … я не могу так. Я не буду. Я не смогу снова пережить все это дерьмо.
– Эмма, – сказала Реджина, будто разрываясь между изумлением от собственного поступка и ужасным чувством вины за чувства, которые им пробудила. Она снова обратилась к Эмме. – Прости, я… я не… это произошло само собой, я совсем не хотела…
Но Эмма была не в состоянии в этом разбираться. Она отпрянула от Реджины, избегая ее прикосновения. Ее дыхание сперло так сильно, что она едва могла дышать, и в ней проснулась ненависть – Боже, как же ей было ненавистно, что до сих пор чувствовала такую боль, что Реджина по-прежнему наносила ей свежие раны, вместо того, чтобы просто вскрывать старые.
– Просто оставь меня в покое, – взмолилась она, выходя из комнаты. – Пожалуйста, просто… просто оставь меня наконец в покое.
– Эмма! – с мольбой и отчаянием прокричала вслед Реджина. – Эмма!
Но Эмма, не оглядываясь, выбежала из дома во двор.
========== Глава 6.1 ==========
Прошло около часа, а Эмма по-прежнему сидела на крыльце. Реджина наблюдала за ней через окно, и ее разъедали предельное отчаяние и самоуничижение. Она с самого начала знала, что целовать Эмму было глупо, но в тот миг ей только этого и хотелось, поэтому Реджина не стала сомневаться. Теперь же она жалела об этом, потому что ее поступок лишь усугубил ситуацию.
Ей потребовалось много времени, чтобы собраться с духом, однако Реджина наконец открыла раздвижную дверь и вышла на крыльцо. Впрочем, она только встала рядом, плотно укутавшись в теплый плед, чтобы защититься от холода, но ничего не сказала. Она понимала, что именно Эмма должна заговорить первой.
Реджина полагала, что Эмма, наверняка решившая, что после всего сказанного ее гостья уже ушла, удивится, увидев ее, однако та никак даже не прокомментировала тот факт, что Реджина все еще находится у нее дома. Она по-прежнему неподвижно вглядывалась в ночное небо, а когда все же заговорила, ее голос звучал надломленно и хрипло, и в нем отчетливо слышались пораженческие нотки:
– Знаешь, а ты была права.
– В чем? – мягко спросила Реджина, кружа пальцем на ткани, в которую поспешила завернуться поплотнее. Если честно, ей казалось, что она уже очень давно ни в чем не была права.
– Когда я сказала, что люблю тебя, это было эгоистично, – Эмма вздохнула и, свернувшись на скамье-качалке, обняла руками колени. – Я осознала свои чувства к тебе задолго до той ночи, и меня… меня просто убивало то, что я упустила шанс, что ты нашла своего единственного и будешь с ним жить долго и счастливо. Но когда ты… когда ты порвала с ним, когда у тебя появились сомнения, а стоит ли связывать себя с кем-то так прочно… – Эмма выдавила смешок, будто смеясь над собственной глупостью. – Я подумала: «Наконец-то». А потом мы разговаривали и выпивали, я сказала, что ты заслуживаешь право выбирать самой, и потом ты… ты поцеловала меня, – продолжала Эмма, и хотя эти воспоминания были для нее по-прежнему мучительными, Реджина заметила едва уловимую усмешку, от которой у нее сжалось сердце. – И я подумала, не знаю даже, что ты, возможно, выбрала… что ты выбрала меня… и все… закрутилось. Тогда мы переспали, и это вовсе не было похоже на бездумный трах, казалось, что это что-то значило для тебя, и я убедила себя, что, возможно, ты чувствуешь то же, что и я.
Реджина сглотнула комок, подступивший к горлу, но продолжала молчать, ожидая, когда Эмма закончит.
– Я знала, что ты задыхалась, – тихо признала Эмма. – А самое смешное в том, что я тебя знаю и должна была понять, что такие искренние и пылкие слова напугают тебя до чертиков, но в тот момент это не имело значение. Не имело, потому что… потому что я не хотела упустить свой шанс. Я знала, что ты все еще любишь его, и боялась, что если я промедлю, ты выберешь его, а не меня, потому что так было надежней, ведь ты была уверена, что он любил и нуждался в тебе. Поэтому я… я хотела дать тебе понять, что он не единственный вариант, что у тебя есть выбор, и что ты не должна быть с кем-то просто потому, что какая-то дурацкая пыльца сообщила, что такова судьба. Тогда я так сильно тебя желала, что, если честно, не задумывалась, насколько это не вовремя для тебя, – призналась Эмма голосом, в котором звучало ужасное разочарование в себе. – Потому что этот… этот момент был наиболее подходящим для меня, – она вздохнула и, запустив пальцы в волосы, перевела взгляд на заснеженную землю. – Прости.
Тысячи разнообразных эмоций, которым она даже не могла дать название, всплывали на поверхность, скручивая внутренности и заставляя сердце тяжело биться в груди. Реджина, так ничего и не сказав, вздохнула, молча пересекла веранду и присела на качель рядом с Эммой. Она взглянула на Эмму и, впервые с начала разговора поймав ее взгляд, сняла с себя плед.
– Ты, наверное, замерзла, – выдохнула она, выпуская в ночной воздух отчетливо видимый пар, и закутала в плед их обеих, садясь к Эмме вплотную и согревая ее теплом своего тела.
– Да, – согласилась Эмма надломленным голосом, позволяя Реджине уютно устроиться рядом. Реджина наблюдала как Эмма, на мгновение прикрыла глаза, пытаясь побороть нахлынувшие эмоции, а потом открыла их, вздохнула, мягко опустила голову на Реджинино плечо и закончила, – да, замерзла.
Реджина обвила руками талию Эммы, чувствуя, как та нервно сглатывает.
– Мне так жаль, – выдохнула Реджина, нежно касаясь губами Эмминой макушки. – Все, что я тогда тебе сказала, было… ужасно и очень далеко от правды. Я не очень-то умею бояться, я всегда замещаю страх гневом – он имеет смысл, и его я могу контролировать, а потом… я намеренно отталкиваю людей, чтобы больше не иметь дела с тем, что меня в них пугало. Это ужасный защитный механизм, но я, в общем-то, никогда о нем не жалела; мне казалось, он работал.