Во-вторых, получалось, что его соперник в Испании, кардинал Оливарес, тоже каким-то образом располагал этими же сведениями, но он-то сделал правильные выводы. И это было обидно.
В третьих, он, Ришелье, допустил еще одну ошибку: решил, что атаку на короля поведет герцогиня, и совершенно упустил из виду мадемуазель, а это уже было не только обидно, но и непростительно для такого опытного царедворца, каким был кардинал.
Однако, увлечение смазливой девчонкой имело и далеко идущие последствия. Как первый министр, кардинал был просто обязан, когда первое увлечение короля юной мадемуазель схлынет, добиться, чтобы его величество вошел в спальню Анны и озаботился рождением наследника престола. Одна мысль, что пока Анна не родит мальчика, наследником считается этот несносный любимчик Марии Медичи, принц Гастон, вызывала у кардинала изжогу. И не только потому, что Гастон был всецело под властью матери, но главным образом потому, что, являясь наследником, он всегда будет центром надежд недовольных королем вельмож и принцев, источником смут, заговоров, и, конечно же, попыток физически устранить Людовика так же, как в свое время устранили его отца, Генриха IV. Не приведи Господь, он сядет на трон. Тогда конец власти Ришелье. Но главное — это крушение всех планов возрождения великой Франции! Он любил власть, он стремился к ней почти всю сознательную жизнь и совершил многое, о чем не хотелось бы вспоминать, во имя обретения ее. Нет, он не кокетничал сам с собой – кардинал Ришелье был твердо уверен: только ему предназначено Богом употребить эту власть во благо Франции.
Чудовищная мысль будоражила кровь, мутила мысли в голове: когда король в недалеком будущем насытится любовью малютки де Отфор, именно ему, кардиналу, предстоит ввести его в спальню прекрасной Анны. Какая страшная ирония судьбы! Вожделеть Анну, ревновать ее ко всем, начиная от герцога Букингемского и кончая красавчиком и дамским угодником маршалом Бассомпьром, угодившим в Бастилию после того, как Анна слишком любезно улыбнулась ему, и понимать, что теперь ему самому придется уговорить ее возобновить супружеские отношения с королем!
На колени кардиналу бесцеремонно вспрыгнул его любимец, пушистый кот Агат. Ришелье машинально почесал его за ухом, кот громко замурлыкал, покрутился, устраиваясь поудобнее, урчание стало затихать, он смежил свои зеленые глаза и заснул.
Задремал и кардинал…
Спали и севшие в добровольную осаду пленники. Портос храпел на полу, д'Артаньян последовал его примеру, постелил на полу гардины и тоже заснул, бесшумно и ровно дыша. Атос и Арамис дремали на стульях, положив головы на шаткий стол.
Светало, когда ночную тишину города нарушил цокот копыт четверки лошадей, запряженных в щегольскую карету. Она остановилась на незастроенной стороне площади перед кардинальским дворцом, из кареты выглянула герцогиня ди Лима, ее острый взгляд обежал площадь и парадный вход во дворец кардинала, и она, откинувшись на подушки сиденья, задернула занавесу на дверце так, чтобы не привлекать к себе внимания.
Ждать ей пришлось недолго.
Вскоре со стороны Лувра показался строй с двумя барабанщиками во главе. В центре строя мушкетеров она различила короля, одетого в великолепный мундир капитана. Он с видимым удовольствием маршировал вместе со всеми под четкие удары барабанов.
Стража Пале Кардиналь узнала короля.
Распахнулись кованые фигурные ворота невысокой ограды, мушкетеры твердым шагом вступил на плац, забегали гвардейцы кардинала, кто-то побежал в дом, кто-то склонил голову в воинском приветствии. Король подошел к парадной двери, она словно сама по себе распахнулась, и Людовик в сопровождении мушкетеров скрылся в полумраке вестибюля.
Герцогиня откинулась на подушки сиденья, удовлетворенно улыбаясь.
Грохот двух барабанов разносился по анфиладам и залам дворца.
Его почти одновременно услышали д'Артаньян и кардинал.
Мушкетер сразу узнал виртуозную, неповторимую дробь, которую умел выбивать только Жано, седоусый барабанщик третьего взвода. Мелькнула дикая мысль, что мушкетеры, узнав о пленении комбатантов, штурмом берут кардинальский дворец, но д'Артатаньян сразу же отбросил ее. А других объяснений барабанному грохоту, эхом повторяющемуся в стенах дворца, не находилось, и лейтенант сделал единственное, что пришло ему в голову, — скомандовал подъем.
Кардинал, заслышав барабан, вскочил с кресла. С колен его спрыгнул пушистый кот.