Появился заспанный Планше.
— Опять нам скакать?
— Опять, дружище, опять. Сейчас зайдем в “Голубку”, промочим горло и — в путь.
— А чего-нибудь перекусить?
— Не волнуйся, там, куда мы едем, тебя накормят до отвала, — ухмыльнулся сержант.
Через час четверо мушкетеров в сопровождении слуг выехали на венсенскую дорогу. Несмотря на то, что уже стемнело, а луна еще не взошла, и дорога была едва различима в тусклом свете августовских звезд, они ехали резвой рысью, ибо этот путь был им знаком, как собственная квартира — десятки раз они проделали его, сопровождая короля.
Впереди ехали д'Артаньян и Портос, за ними Атос и Арамис, в арьергарде, как всегда, следовали слуги.
Портос что-то рассказывал, время от времени громким смехом сопровождая свои незамысловатые шутки. Д'Артаньян не вслушивался. Последнее время он все чаще погружался в безрадостные мысли о Марго. Ревность терзала его. Он понимал, что у него нет никаких шансов, что Марго увлечена королем, что следовало бы вырвать любовь из сердца, и признавался себе в собственном бессилии.
Может быть, поэтому он пропустил тот момент, когда впереди на дороге возникли неясные тени. Громыхнул пистолетный выстрел, за ним второй, Портос яростно чертыхнулся. Атос крикнул:
— Рассыпаемся и атакуем!
Д'Артаньян выхватил оба седельных пистолета и, раскачиваясь из стороны в сторону, послал коня вперед. Прогремел еще один выстрел. В ответ загрохотали тяжелые седельные пистолеты мушкетеров. Один из нападавших с криком упал, другие заметались. Д'Артаньян в одно мгновение оказался на том месте, где только что был стрелявший, выстрелил с обеих рук в зловещее сгущение теней на обочине дороги и пришпорил вороного так, что тот прыгнул вперед. Сзади опять прогремели пистолетные выстрелы, потом громыхнул мушкет, которым был вооружен Гримо. Лейтенант вздыбил коня, заставил его развернуться и, выхватив шпагу, послал коня в сторону кустов, где заметил нескольких бандитов. Ударил еще один выстрел со стороны нападавших, видимо, последний. Д'Артаньян уклонился — мимо! — отбил тускло блеснувшую шпагу, нанес ответный удар и, судя по тяжести в руке, попал в голову, опять развернулся и успел отбить чей-то клинок. Внезапно его противник исчез, на его месте возникла гигантская фигура Портоса, мушкетер пророкотал своим басом: “Тысяча чертей, давно я так славно не дрался!”, и лейтенант снова закрутился в сече, отбивая и нанося удары. Выпад, еще выпад — с головы очередного бандита слетела шляпа, и лейтенант узнал де Жюссака. Они закружились, обмениваясь ударами. Судя по тому, как уверенно парировал все выпады гвардеец кардинала, он был достойным соперником.
Схватка на дороге затихла.
Мушкетеры и слуги окружили сражающихся.
Д'Артаньян крикнул:
— Это де Жюссак. Он мой! Я вызвал его на дуэль еще когда он вез меня связанного в карете, — и обратился к противнику:
— Как видите, я держу свое слово, сударь!
Де Жюссак затравленно оглянулся.
Все было ясно: провалилась, казалось, так хорошо задуманная операция. Впереди либо смерть, либо бесчестье.
Де Жюссак выбрал смерть и атаковал д'Артаньяна с такой безрассудной яростью, что прорвал его защиту и сумел нанести удар в руку. Но ответный выпад мушкетера оказался для него смертельным.
— Он вел себя, как скотина, но умер, как мужчина, — такова была эпитафия, произнесенная Арамисом.
— Но если это был де Жюссак, значит, на нас напали люди кардинала! — глубокомысленно изрек Портос, придерживая раненную руку.
— Хотел бы я знать, как они догадались, что мы поедем к де Тревилю? — задумчиво произнес Атос. — Поспешим, друзья, д'Артаньян и Поротос истекают кровью!
— Но прежде их следует перевязать, — рассудительно заметил Арамис. — Базен, у тебя в седельной сумке должна быть моя чистая рубашка. Разорви на полосы и перевяжи господ раненых!
Шале капитана мушкетеров скрывалось в глубине парка, раскинувшегося на площади примерно в десять акров, тенистого и, как помнили мушкетеры по прежним визитам, запущенного.
Над верхушками деревьев выглянула молодая, удивительно яркая луна. Ее белый мертвенный свет высветил наезженную, усыпанную гравием дорогу, ведущую к невысокому двухэтажному дому с покатой черепичной крышей, обрамленному, словно рамкой, по углам двумя круглыми декоративными башнями. Видимо, благодаря этой фантазии неизвестного архитектора и получило скромное жилище капитана громкое наименование замок.
Старый слуга без расспросов провел мушкетеров в спальню, где на постели лежал, опираясь на подушки, де Тревиль.