— Но вы пытались… Вы сделали все, что в ваших силах, насколько я поняла из скупых слов тетушки.
Герцогиня ласково пожала руку бедной девушки.
— Расскажите мне, как все произошло, ничего не скрывая.
Д'Артаньян принялся рассказывать. Он постарался, чтобы в его повествовании было как можно меньше кровавых подробностей и по возможности больше упоминаний о мужественном поведении де Отфора. Из глаз девушки беззвучно катились слезы.
— Простите, мадемуазель, мой рассказ причинил вам страдания, — с этими словами он низко склонился перед ней и вопреки обычаям взял ее руку и нежно поцеловал. Она покраснела и отняла руку.
— Вы убили одного негодяя и отдали полиции другого, — торопливо проговорила она. — Надеюсь, он понесет заслеженную кару.
— Увы, мадемуазель, второму негодяю удалось либо сбежать, либо убедить альгвазила отпустить его.
— Каким же образом?
— Не могу сказать с уверенностью, но думаю, что самым простым.
— Каким же? — вступила в разговор и герцогиня.
— С помощью золота, — ответил коротко д'Артаньян.
— А почему вы решили, что он на свободе? — заинтересовалась герцогиня.
— Потому что на меня напали.
— На вас? Где?
— На дороге, недалеко от Парижа. Мой слуга узнал в одном из нападавших того самого негодяя из Менга.
Девушка смотрела на мушкетера широко открытыми глазами — в ее чистый, незамутненный мир входило что-то страшное, таинственное и пугающе непонятное.
— Значит, ссора в трактире была не случайной? — быстро сделала вывод герцогиня.
— Совершенно верно, ваша светлость, — твердо произнес мушкетер.
— И вам вновь не удалось схватить ни одного из нападавших?
— Это так, к сожалению. Одного я убил, но двоим удалось убежать, скрыться в лесу.
— У вас тяжелая рука, шевалье.
— Я солдат, герцогиня. Нападать на меня опасно. Я счастлив, что смог хоть в какой-то мере отомстить за смерть мсье де Отфора.
Маргарита неожиданно разрыдалась и выбежала из кабинета.
— Ну вот… я расстроил своим рассказом вашу племянницу, — с виноватым видом произнес д'Артаньян.
— Ах, шевалье, — герцогиня доверительно положила свою прекрасную белую руку на локоть мушкетера, — я так виновата перед бедняжкой Марго. И зачем только я взяла ее в Париж?
О молодом де Отфоре она не говорит, — подумал д'Артаньян. — Ему с самого начала была отведена роль письмоносца.
— Мне так хотелось, чтобы девочка увидела после своего монастыря большой свет, — продолжала герцогиня. — Надеялась, что она будет выезжать со мной ко двору, примет участие в балах, охотах и других развлечениях… В Мадриде так тоскливо, так аскетично… — И вдруг без перехода спросила: — Значит, вы полагаете, что кто-то знал о письме? И о том, что оно у де Отфора?
— Я этого не говорил, герцогиня.
— Но такой вывод прямо вытекает из вашего рассказа, шевалье. Охотились именно за письмом и отлично знали о его существовании, а из этого следует… — и герцогиня умолкла, поняв, что сказала слишком много малознакомому человеку.
— В таком случае напрашивается предположение, что ваша переписка кого-то очень интересует! — воскликнул д'Артаньян, стараясь придать своему голосу выражение наивного удивления.
— К сожалению, шевалье, письма молодой замужней женщины к мужчине всегда интересуют других мужчин. Слава богу, мой муж не относится к их числу, — добавила она с многозначительной улыбкой, как бы приглашая д'Артаньяна заглянуть в тайное тайных ее брака.
— Вы хотите сказать, что это было письмо к мужчине? — спросил мушкетер, удивляясь про себя, зачем понадобилось герцогине скрывать, что письмо предназначалось родственнику и намекать на амурную подоплеку переписки.
Герцогиня мило улыбнулась.
— И бедняга де Отфор знал это?
Герцогиня вздохнула.
— Прекрасные женщины часто бывают безжалостны к своим поклонникам, — сказал д'Артаньян, сделав именно то заключение, которого ждала от него герцогиня.
Когда стало очевидным, что мадемуазель больше не выйдет к ним, лейтенант откланялся, получив на прощание приглашение приходить в любое время, не чинясь.
Вечером следующего дня друзья вновь собрались, на этот раз уже не в трактире, а в прибранных апартаментах д'Артаньяна.
За ужином лейтенант подробно пересказал весь разговор и с Маргаритой и с герцогиней. Портос слушал крайне внимательно, одновременно с завистью разглядывая панцирь, повешенный тщеславным Планше над камином. Атос воздавал должное последней бутылке из привезенных д'Артаньяном с родины запасов крестьянского красного, густого и чуть сладковатого вина. Арамис задумчиво рассматривал лежавший на камине лист плотной бумаги с красочным изображением генеалогического древа д'Артаньянов.