— Когда моя камеристка попросила его проводить меня, он стал отнекиваться, говоря, что провел двое суток в седле.
Арамис рассмеялся.
— Получается, что камеристку он любить мог, а проводить госпожу сил не хватило…
— Не уводи разговор в сторону. Но именно его слова о двух днях в седле натолкнули меня на кое-какие мысли. И когда я сопоставила… — герцогиня не докончила и состроила умное лицо.
— Что именно?
— Когда неизвестные освободили мадемуазель де Фаржи, тоже шли разговоры о четырех рыцарях.
“Все так, — подумал Арамис. — Меня не было, зато был де Рошфор”.
— И не нужно смотреть на меня, как на глупенькую дурочку. На это способны только вы, последние паладины… — все остальное потонуло в поцелуях.
Их прервал негромкий стук в дверь.
Герцогиня вздрогнула и отстранилась от мушкетера.
— Кто это может быть?
— Не знаю.
— Может быть, Базен? Твой слуга?
— Базен, скорее всего, спит как сурок, где-нибудь на полпути к Парижу в стоге сена.
— А вдруг это посыльный из роты? Я не хочу, чтобы ты уходил… Не уходи, этот день наш. Дома я сказала, что еду помолиться с королевой Анной в ее любимый монастырь. Я действительно знаю настоятельницу, милейшую Луизу де Молле. Так что меня не ждут до самого вечера. А вдруг я останусь ночевать в монастыре, — и она стала ластиться к Арамису. – Ведь настоятельница меня не прогонит?
— Не прогонит! — с улыбкой заверил ее Арамис.
В дверь больше не стучали.
Арамис прислушался, сел, мягко отстранил льнущую к нему молодую женщину, встал, задрапировался в простыню, как римский патриций в тогу, взял шпагу, прислоненную к креслу, и двинулся к двери.
— Ты так спешишь в Лувр? — с укоризной воскликнула герцогиня.
— Если это записка от де Тревиля, я прочту ее и оставлю на лестнице, как будто меня не было дома.
— Тогда зачем читать?
— А вдруг что-то важное?
— Важнее, чем наша любовь?
Арамис решил оставить этот чисто женский вопрос без ответа, ибо скажи он хоть что-нибудь — тут же последует спор, в котором не будет победителя, а будут только обиженные.
Он открыл дверь.
На пороге стояла корзина с фруктами, окороком и двумя бутылками. Сверху лежала записка. Арамис сразу узнал жесткий, угловатый почерк д'Артаньяна. Он взял корзину, внес в комнату, прочитал громко:
“Дорогой друг! Я выхлопотал у де Тревиля для вас трое суток отпуска. Посылаю провиант в осажденную любовью крепость. Ваш д'А.”
— И теперь ты станешь отрицать, что вы освободили старую королеву?
Арамис не ответил, он был занят ответственным делом — откупоривал одну из двух бутылок…
Глава 22
Дождавшись в кордегардии возвращения Планше, относившего мушкетерам записочки об увольнении на три дня, а Арамису еще и корзинку с “провиантом”, д'Артаньян отпустил слугу до вечера, а сам поднялся во дворец.
Некоторое время тишину Лувра не нарушало ничего — даже уборщики были непривычно тихими, и лейтенант почувствовал, что его охватывает предательская сонливость.
Наконец за дверью королевской спальни послышались едва различимые шаги, дверь отворилась, и мимо лейтенанта прошмыгнул Дюпон, пожелав на ходу доброго утра.
На обратном пути он остановился и сообщил:
— Его величество приказал послать скорохода за кардиналом.
Кардинал приехал через час.
В ответ на воинское приветствие — д'Артаньян знал, что кардинал неравнодушен ко всем рутинным проявлениям воинской субординации — Ришелье благословил мушкетера и, внимательно поглядев ему в лицо, спросил, что было не в обыкновении первого министра:
— У вас усталый вид. Ночное дежурство оказалось беспокойным?
— Вы очень заботливы, ваше высокопреосвященство, — поклонился лейтенант. — После возвращения с охоты двор долго не мог утихнуть.
Кардинал сочувственно покивал.
Лейтенант подумал, что король повел себя на удивление предусмотрительно, приказав ему находиться утром в Лувре. Теперь у кардинала сложится впечатление, что он вернулся во дворец с охоты вместе со всеми. Ничего лучшего, чем беглый разговор с кардиналом, не смог бы придумать и самый изощренный заговорщик.
Примерно через час кардинал покинул спальню короля, и Дюпон тут же сделал знак лейтенанту, что Людовик желает его видеть.
— Вас видел кардинал?
— Да, сир.
— Он что-нибудь спросил?
— Да, сир. Почему у меня усталый вид.
— Значит, он что-то подозревает. И что вы ответили?