Павел Павлович (насмешливо). Развоевались!..
Наташа (она уже возлежит на диване в позе мадам Рекамье). Шляпа. И всегда он был шляпой, сколько я его помню…
Павел Павлович. Но соображает быстро, согласитесь…
Иван Давыдович наконец поднимается, брезгливо вытирая ладони о бока, а Курдюков остается на полу — лежит, скорчившись, обхватив руками голову.
Иван Давыдович. Господа, так все-таки нельзя. Так мы весь дом разбудим. Я попрошу, господа…
Клетчатый отпускает Феликса, и тот принимается ощупывать ушибленную спину.
Феликс (дрожащим голосом). Слушайте, а может, вообще хватит на сегодня? Может, вы завтра зайдете? Ведь, ей-богу, дождемся, что кто-нибудь милицию вызовет. А так — завтра…
Иван Давыдович. Сядьте. Сядьте, я вам говорю! И молчите. (Курдюкову.) А вы вставайте. Хватит валяться, вставайте!
Наташа. Пусть валяется.
Иван Давыдович (поднимая кресло и усаживаясь). Хорошо, не возражаю. Пусть валяется.
Клетчатый. А может, вы его… того?
Иван Давыдович. Да нет. Притворяется… Перепугался. Ладно, пусть пока лежит… Вот что, господа. Ситуация переменилась. Я бы сказал, она усложнилась.
Павел Павлович. Тогда самое время сварить кофе.
Иван Давыдович. Нет, Князь. Кофе не надо. Нельзя.
Павел Павлович. Нельзя выпить по чашке кофе? Просто кофе?
Иван Давыдович. Просто?
Павел Павлович. Да! Просто кофе! Крепкий сладкий кофе по-венски.
Иван Давыдович. Хорошо. Сварите. Вы поняли, что ситуация осложнилась?
Павел Павлович. Ну, естественно!
Иван Давыдович. Тогда займитесь.
Павел Павлович умело и аккуратно собирает на поднос турку и чашечку со стола Феликса и уносит все это на кухню.
Иван Давыдович. Я, господа, прошу вас основательно усвоить, что сегодня нам ничего здесь делать нельзя. (Он принимается собирать обратно в саквояж свои медицинские причиндалы.) Если мы оставим здесь труп, милиция разыщет нас очень быстро. Это понятно?
Клетчатый. Виноват, герр Магистр, не совсем понятно. Нам же не обязательно оставлять труп здесь! Можно выкинуть его в окно… Седьмой этаж… Вдребезги! Самоубийство!
Иван Давыдович закрывает глаза, поднимает лицо к потолку и некоторое время молчит, сдерживаясь. Потом он говорит: «Пять минут назад сюда приходил человек. Вы заметили это, Ротмистр?»
Клетчатый. Так точно, заметил. Сергей Сергеевич. Это из верхней квартиры.
Иван Давыдович. Вы обратили внимание, что он вас тоже заметил, Ротмистр?
Клетчатый. Так точно.
Иван Давыдович. Он запомнил вас, понимаете? Ваш клетчатый пиджак, ваше кепи, ваши усики… Он вас опишет, и вас найдут. Самое большее — через неделю.
Курдюков (из угла, куда он незаметно переполз). А по-моему, ничего страшного. Ротмистр уедет куда-нибудь, отсидится годик…
Иван Давыдович. Вас, Басаврюк, спросят: откуда вы обрели в эту самую ночь такой великолепный синяк под глазом?
Курдюков. У меня алиби! Я в настоящий момент в больнице!
Пауза. Из кухни доносится гудение кофемолки.
Наташа (решительно). Нет, господа, я тоже против. Все знают, что мы с Феликсом дружили, вчера он ко мне заходил, ночью меня не было дома… Зачем мне это надо? Затаскают по следователям. Я вообще против того, чтобы Феликса трогать. Его надо принять.
Курдюков (выскакивает из угла, как черт из коробочки). Это за чей же счет? Сука! Шлюха ты беспардонная!
Иван Давыдович. Да тише вы, Басаврюк! Сколько можно повторять? Ти-ше! Извольте не забывать, что это по вашей вине все мы сидим здесь и не знаем, на что решиться. Так что советую вам вести себя особенно тихо… Молчите! Ни слова более! Сядьте!
Клетчатый. В самом деле, сударь! Труса отпраздновали, а теперь все время мешаете…
Иван Давыдович. Я, господа, просто не вижу иного пути, кроме как поставить Феликса Александровича перед выбором…
И тут Феликс взрывается. Он изо всей силы грохает ладонью по столу и голосом, сдавленным от страха и ненависти, объявляет: «Убирайтесь к чертовой матери! Все до одного! Сейчас же! Сию же минуту! Чтобы ноги вашей здесь не было!..»
В дверях кухни появляется встревоженное лицо Павла Павловича, Клетчатый, хищно присев, делает движение к Феликсу.