— Знаешь, — легкомысленно произношу я, — Было гораздо легче обнимать тебя без этих буферов между нами.
Его тело напрягается, и не в хорошем смысле.
— Да, ну, братья, наверное, в восторге от них, да? — его тон горький, и я открываю рот от удивления. У меня просто нет слов, я не могу ответить на это, потому что он прав. И я ненавижу, что он прав.
Эллиот отпускает меня и делает шаг назад, чешет затылок и хмуриться.
— Ты трахалась с ним?
Я чувствую, как вспыхивают мои щеки, я смотрю куда угодно, но только не ему в глаза.
— С кем? Джейсом? Нет!
Эллиот бросает на меня безумный взгляд.
— Я спрашиваю не о Джейсе.
Моя кровь холодеет, по рукам бегут мурашки. Я не даю никакого ответа, но это и не нужно, выражение его лица говорит мне о том, что он может прочитать ответ в моих остекленевших глазах.
Опустошение на его лице говорит о многом.
— Господи Иисусе, Джульетта.
— Я не планировала этого, — еле произношу я. — Это просто…случилось. Это был единственный шанс для меня влиться. Разве ты не понимаешь?
Я сморщилась, когда он произнес слова, которых я все это время избегала.
Он сжимает кулак и поднимает его над столешницей, и я знаю, что единственная причина, по которой он изо всех сил на опустил его на поверхность, заключается в том, что его дочь спит менее чем в двадцати футах от нас.
— Хочешь сказать, — тихо начинает он, — что единственным выбором было вступить в половую связь с человеком, который возглавил твое групповое изнасилование, в результате которого ты чуть не погибла? С человеком, который убил твоего отца? Который, возможно, убил твою мать?
— Он не убивал ее, — хмуро говорю я. — Она все еще в клубном доме.
Глаза Эллиота полезли на лоб.
— ЧТО?!
— О, я тебе не сказала? — отвечаю я, отмахиваясь от его комментариев. — Я думала, что говорила.
Он делает глубокий вдох и качает головой, потирая затылок. Он очень обеспокоен. Не так я представляла себе все это. Я искала убежище, искала покоя у проверенного человека, союзника, а не гребаного допроса в четыре утра.
Он испускает очень длинный выдох и сцепляет руки за головой, каждый мускул на его руках и плечах напряжен. В любой другой ситуации, я бы сказала, что это очень сексуальное зрелище. Но сейчас, здесь, он выглядит прямо-таки пугающе.
— Ты не можешь туда вернуться, — говорит он, его шесть футов возвышаются над моими пятью с половиной.
—Прекрати эти попытки, — отвечаю я, качая головой. — Я больше не буду обсуждать этот вопрос с тобой.
Он разозлился.
— Да, ты будешь. Мать твою, Джулз.
Я вижу это в его глазах, эту решительную жилку, которая заставляла его противостоять мне в течении долгих трех лет, девушке, с суицидальными наклонностями, от которой любой здравомыслящий человек давно отказался бы.
— Я сделал все еще хуже, не так ли? Тем, что был с тобой? Господи, ты даже не понимаешь, что правильно, а что нет. Это моя вина. — Вышагивает он по кухне. — Это на моей совести. Тебе было всего семнадцать, ради всего святого. Я должен был знать лучше. — Он что-то бормочет себе под нос, не глядя на меня. — Это все моя вина.
Он, что, винит себя в моих нездоровых отношениях с Дорнаном? Но это не его вина. Ни в чем.
Я моргаю, вспоминая то первое время, когда мы были вместе.
Эллиот и Джульетта.
Это было прекрасно.
Впервые с тех пор, как я «умерла», я снова почувствовала себя цельной. Любимой. Защищенной.
Желанной.
Бабушка Эллиота часто отсутствовала дома. У нее был друг, один джентльмен, у которого она любила гостить несколько ночей, поэтому мы с Эллиотом часто сидели на террасе огромного дома, которая опоясывала весь его периметр, и пили пиво до самой ночи. Точнее, он пил пиво, а я лишь делала пару глотков, пока Эллиот делал вид, что ничего не замечает.
В этот вечер все было спокойно. Все словно застыло. Цикады стрекотали в летней жаре – в Небраске всегда было жутко жарко – пока мы молча раскачивались на качели. Он на своей стороне, я на своей. На нем была белая обтягивающая майка, покрытая жиром и моторным маслом, и джинсы. Он ушел из рядов полицейских вскоре после того, как привез меня в дом своей бабушки, и теперь работал механиком. Его волосы были взъерошены после долгого трудового дня. Я была одета в стандартную униформу закусочной – джинсы и синюю футболку с вышивкой Betty’s Grill на нагрудном кармане.