Выбрать главу

Самое первое, что приходит мне в голове, когда я начинаю вспоминать историю отношений с моим кошмаром — это вечера. Мои вечера… Мне стоит только чуточку вспомнить мои вечера, как сердце окутывает долгой, пронзительной и горькой тоской. Кислая на вкус, ощущения и запах, моя боль возникает ниоткуда — при взгляде на замолкнувший телефон, на любую из ночных улиц. Огромный пласт моей жизни, пласт, состоящий из нескольких долгих лет.

Ждать два года, ждать в темноте — мне казалось, что я никогда не буду на это способна, ведь в число моих добродетелей не входит терпение, но… Но я почти два года ждала звонка в сплошной темноте, для того, чтобы узнать — как это долго и как много. Мне кажется, по всем божественным и человеческим законам особенно строго должно караться презрение к любви.

Я ждала каждый вечер — уходя из дома и возвращаясь домой. Ждала единственного звонка телефона, молчавшего целыми днями. Днем — надеялась и мечтала, вечером — ждала. В то, что рано или поздно я буду с ним, я почему-то верила твердо. Работа, развлечения, друзья — для меня все отступало на второй план. Ему стоило щелкнуть пальцами, и я готова была выполнить любое его повеление. Потребуй он, и я перевернула бы земной шар! Но он не требовал и никогда мне не предлагал — ничего. Даже элементарно — в кафе мороженое. Потому, что он никогда не приглашал меня в кафе. Только один — единственный раз — в первый вечер нашего знакомства…

Я поняла очень скоро, что этот человек не нуждается в любви. Поняла не из его слов и не на основе собственных наблюдений. Просто это было настолько явно, что не требовалось дополнительных комментариев. В своей жизни он любил только одну вещь. Деньги. Некоторые люди панически боятся высоты или темноты. Некоторые — до безумия боятся застрять в лифте. Существуют различные фобии — даже страх птиц или поездов. Точно так же он панически боялся потерять свои деньги. Иногда мне казалось: стоит ликвидировать все его банковские счета, и он растворится в воздухе, съежится до минимума, как надувная кукла, из которой выпустили весь воздух. Он был создан не из плоти и крови, как все люди, а из крупных банкнот. Деньги не являлись для него достижением цели, точно так же, как не являлись самой целью. Деньги были смыслом его жизни и единственным, что составляло его жизнь. Этот грубый и жестокий человек относился к денежным банкнотам с такой невообразимой, потрясающей душу нежностью, что просто становилось страшно! Прежде чем расплатиться в магазине или по счету, он сжимал очень долго в руке любую банкноту, ласково, трепетно и нежно поглаживая, словно женскую грудь, и казалось, что эту бумажку он в любой момент поцелует! И истерически расплачется, как только ее отдаст. У него становилось такое выражение лица, что продавцу просто совестно было брать его деньги. Глядя на его глаза в тот момент, казалось невероятным, что этот человек совсем не умеет любить.

Впрочем, отсутствие любви к земным людям он совершенно не считал каким-то физическим недостатком. Наоборот, он считал себя полностью полноценным потому, что был не способен испытывать такую любовь! Любовь могла пробить брешь в его броне. Такая страшная слабость — и вдруг пришлось бы отдать деньги. А этого он бы уже не смог пережить.

Он никогда не делал подарки женщинам, с которыми спал. Он жалел потратить деньги на новый костюм, плевал на то, что он ест, где спит и как отдыхает, а между тем в потаенных глубинах внутри его существа присутствовала колоссальная, сжигающая душу страсть. Страсть, испепеляющая последние остатки сознания. И он был страстен, добавляя в свою коллекцию очередной нуль, он был страстен, как никто и никогда, когда один из банковских счетов увеличивался хотя бы немного. Для этого он гробил себя на работе.

Он приезжал в свой офис часам к девяти (он позволял себе утром немного поспать это было единственным, что он себе позволял — иначе он просто ночевал бы на работе) и уезжал обратно часам к двенадцати ночи. Если у него было назначено свидание, он отводил на встречу с женщиной ровно один час, иногда — даже полчаса. После этого он возвращался на работу и засиживался там допоздна. Это было единственным, что имело реально ощутимый смысл в его мире.

Сначала я не разглядела его безумную, патологическую страсть к деньгам. Я просто приняла ее за увлеченность своим собственным делом. Именно поэтому принялась его уважать. Мне казалось, что он — личность, притом с большой буквы. За два года наших отношений я все отчетливо поняла. Но истинное понимание никак не повлияло на мои чувства. Да, его можно было назвать личностью и даже уважать потому, что в нашем мире, в нашем городе и обществе ценилась именно такая напористая, нахрапистая тупость, берущая всё наскоком собственного примитивного хамства и самодовольства. Его уважали потому, что он был хитрее, сильнее, изворотливее и обороноспособнее всех остальных зверей. Но как же мелко все это было… как пошло. Уважение, похожее на породистую собаку, выброшенную на улицу, и оттого покрытую лишаем. Ершится, делает вид, что живет, но глаза — плачут. И душа плачет тоже.