Выбрать главу

– Потому что у тебя папа членкор Академии наук, а мама из столбовых дворян?

– Примерно, – сказал он. – Это фатально, пойми.

– Понятно, – сказала она. – Правда. Ты прав. Все так и есть.

У нее высохли слезы, лицо осунулось и потемнело.

Ему даже на минутку стало стыдно.

Но скоро он совсем про нее забыл.

Не до того было.

Отец с матерью и раньше жили не очень-то дружно, а теперь скандал шел за скандалом. Ему тоже влетало, просто так, от общей злости. Отец все чаще оставался ночевать на даче, а мать надолго уезжала к сестре. Никакой жизни. И обед никто не готовит.

Однажды Саша пришел домой поздно, в два часа ночи.

Зажег свет, снял куртку.

Щелкнул шпингалет. Из ванной вышла Тамара, завернутая в махровую простыню.

– Эй, ты чего здесь делаешь? – испугался Саша.

Она поглядела на него и негромко и строго сказала:

– Теперь будешь звать меня «Тамара, вы».

Повернулась и пошла в спальню.

вот крупной солью светской злости стал оживляться разговор ГОВОРИМ ПО-РУССКИ

Шестьдесят третий год, наверное. Калужское шоссе еще совсем узкое. Если встречаются две машины, то каждая берет немножко вправо, чтобы разъехаться. Правда, машин тогда было совсем чуть-чуть, так что ничего, нормально.

Едем однажды с папой в Москву с дачи. И вдруг – пробка. Ну, не как теперь, а машин шесть или восемь. В основном грузовые. Подъезжаем ближе: батюшки! Грузовик врезался в другой грузовик. Один развернут поперек, радиатор дымится, второй лежит на боку. Один водитель вроде ничего, хотя очень бледный. Наверное, головой стукнулся. У другого сломана рука. Оперся спиной о березу, стонет. Кто-то лезет к нему с дощечками и бинтом, шину наложить. Кто-то этого айболита оттаскивает, говорит, что уже скорая выехала, из деревни позвонили. Народ одни мужики.

Вдруг со стороны Москвы раздается настойчивое бибиканье.

Вижу – серая «Волга» пытается протыриться. А как проедешь? Во-первых, машин с той, московской стороны уже штук десять скопилось. А главное, разбитые грузовики совсем дорогу перегородили.

Из «Волги» вылезает тетенька. Даже скорее девушка. Совсем молодая. В форме лейтенанта. Юбка цвета хаки. Пиджачок. Беретик с кокардой. В руке портфель.

Она строго говорит:

– Дайте проехать! Я фельдъегерь!

Дело в том, что на Калужском шоссе есть правительственные дачи. Наверное, эта девушка везет туда в своем портфельчике какие-то бумаги.

– Дайте проехать фельдъегерю! – требует она. Мужики возмущенно орут:

– Иди на х*й! Авария, в п***у! Не видишь, б***ь, х*егерь фельдъё**ный?!

Девушка сухо парирует:

– Товарищи, я всё вижу. Но зачем же сразу колкости?

есть речи – значенье темно иль ничтожно ГОВОРИМ ПО-РУССКИ – 2

Я раньше не умел ругаться. До шести лет не умел. А когда мы переехали с Покровки на улицу Грановского, сразу научился.

Понято, почему. На Покровке я ходил гулять только с мамой или бабушкой. И не во двор, а на бульвар или в Милютинский сад. Двор у нас был проходной-проездной, ребенка одного выпускать опасно.

На улице Грановского – другое дело. Там был забор, и милиционер спрашивал: «А вы, гражданин, к кому?». Меня выпустили гулять в первый же день, как мы приехали.

Тем более что у нас было несколько человек гостей: новоселье на скорую руку.

Я вышел во двор.

Ко мне тут же подбежал мальчишка постарше.

Он спросил:

– Переехали к нам? Как зовут? Матом ругаться умеешь?

Я сказал:

– Ага. Зовут Денис. А тебя? А матом – это как?

– Толя, – сказал он. Мы пожали друг другу руки. Он придвинулся ко мне и быстро прошептал: – Х*й! П***а! Сука! Б***ь! Е**ться! Черт засраный!

Я понял только про черта засраного. А остальное тут же забыл, кроме двух первых слов, которые принял за одно слово.

– А что такое «х*йп***а»? – спросил я.

– Подрастешь – узнаешь! – засмеялся он и убежал.

Но мне было скучно одному стоять и ждать, пока я подрасту.

Поэтому я вернулся в квартиру. Открыл дверь нашей комнаты и с порога громко спросил:

– Мама-папа! А что такое «х*йп***а»?

Все гости замолчали. Кто-то засмеялся. Но ему сказали «тс-с-с!»

– Это ругательство, – спокойно сказала мама. – Так ругаются грубые и злые люди. А ты хороший мальчик и никогда не будешь ругаться, правда?

– Правда, – сказал я. – Никогда не буду, честное слово!

Но мне, как нарочно, все время хотелось ругаться. Правда, я ругался только чертом засра́ным, потому что скоро забыл даже слово «х*йп***а». Я сдерживался изо всех сил. Не всегда получалось. И я с наслаждением кричал какому-нибудь приятелю: