– Ах, он все-таки умеет разговаривать! Удачи, красавчик.
Я почувствовал, как взгляд Джулс сверлит мне спину, и невольно передернулся.
В столовой были белые полы и стены с высокими окнами, в которые лилось яркое июльское солнце. Десяток квадратных столов, каждый рассчитан на четверых. Человек с видимой вмятиной в голове размером с подстаканник сидел с медсестрой у окна и медленно ел суп. Когда я вошел, мужчина пристально вгляделся в меня.
Я посмотрел ему в глаза и почтительно кивнул. Он вскинул брови, затем хмыкнул и вернулся к своему супу.
За небольшой витриной с выпечкой и салатами стояла полная женщина в белой форме повара. За ней в высоких серебристых кофейниках дымился кофе. Она разговаривала с чернокожим мужчиной, где-то за шестьдесят, с тронутыми сединой волосами. На нем была белая рубашка с короткими рукавами, заправленная в белые же брюки. Черный пояс, черные ботинки. Огромное кольцо с ключами позвякивало на его талии.
Я подошел ближе, и повариха повернула голову ко мне.
– Вам чем-то помочь?
Мужчина обернулся.
– Должно быть, ты Джим Уилан, – сказал он.
Я кивнул и протянул ему руку.
– Алонзо Уотерс, – представился он, оценивая меня. – Хочешь быть санитаром, а?
– Да, сэр.
– Резюме принес?
Я вытащил из кармана куртки две сложенные вчетверо бумажки.
– Да, сэр.
– Сэр, – со смехом повторил Алонзо. – Слыхала, Марджери?
Она закатила глаза.
– Не слишком-то привыкай.
– Давай сядем и поговорим. – Алонзо подвел меня к пустому столу и устроился напротив меня. – Кофе?
– Нет, спасибо.
– Тоже пытаюсь пить его поменьше. – Алонзо просмотрел мое резюме. – Двадцать четыре года. Окончил Вебстер-Хай, Южная Каролина. Сразу отправился работать в клинику Ричмонда, где и трудился в течение шести лет?
– Да, сэр.
– Почему ты ушел? Или тебя уволили?
– Клиника закрылась. – Я прочистил горло и указал на резюме. – Там на обороте рекомендательное письмо.
– О, точно, вот оно. – Алонзо откинулся назад и прочитал письмо от моего бывшего руководителя. – Ого. Здесь говорится, что ты был «образцовым сотрудником» и он хотел бы, чтобы у него было десять таких же ребят, как ты. – Он сложил руки на животе и посмотрел на меня. – Неплохо, неплохо. Та клиника работала с наркоманами. Как ты там справлялся?
– Нормально.
– А подробнее не хочешь рассказать?
«Не облажайся. Просто говори».
– Я всегда приходил вовремя. Ни дня не пропустил.
Я выдохнул. Ни разу не заикнулся, причем во фразах, где были пять моих худших врагов из числа согласных. «Д», «н», «м», «с» и «ф» всегда доставляли мне трудности, но звук «д» был просто королем их всех. Мое заикание на имени Дорис сводило ее с ума, поэтому она вечно била меня по затылку: «Да говори уже дальше, придурок».
– А как насчет взаимодействия с пациентами?
– Я не особо с ними общался, – ответил я. – Просто делал свою работу.
– Когда-нибудь имел дело со случаями черепно-мозговой травмы?
Я покачал головой.
– Я сам работал во всевозможных учреждениях, – сказал Алонзо. – И в реабилитации наркоманов тоже. Так что скажу по опыту: эти травмы головного мозга – совсем другая история. Наркоманы, по сути, все еще остаются собой. Здесь же не всегда так. У нас в «Голубом хребте» двадцать семь резидентов. – Он постучал по лбу. – Тебе придется изучить их истории болезни. Как правильно с ними разговаривать. Одно-единственное неверное слово может сбить их с толку или привести к срыву. Справишься?
– Думаю, да.
В клинике мне почти не приходилось говорить, за что мне и нравилась та работа. Но решив участвовать в уходе за пациентами в «Голубом хребте», я пытался пробудить свою давнюю мечту – помогать таким детям, как я, с нарушениями речи. Детям, что чувствовали себя глупыми и мучились каждую чертову минуту своей жизни. Мое заикание породило во мне эту мечту, но она умерла вместе с ним.
Кто захочет, чтобы его заикающийся ребенок лечился у заикающегося терапевта?
«Да никто, дубина», – услужливо подсказала Дорис.
– Вопреки местным слухам, – говорил Алонзо, – это не психиатрическая клиника. Никто из резидентов – резидентов, а не пациентов – не попал к нам из-за расстройств психики. Они все здесь из-за травм. В основном несчастные случаи. И все страдают от неизлечимого повреждения головного мозга. Наша работа – помочь им приспособиться к их новой реальности.
– Хорошо.
Алонзо откинулся на спинку стула, сложив руки на животе.