о пепла. Поспешно проделав обратный путь до двери, Гоудфрой, пальцы которого все еще дрожали от волнения, выдернул из нее кинжал и, взломав нехитрый замок, осторожно вошел в библиотеку. Застекленные окна обсерватории, заставленной книжными стеллажами, уже тронул болезненный Невендаарский рассвет. Вор поспешно обошел книжные полки, ища формулы или свитки, впихнутые между фолиантами. Уродовать книгу и, тем более, обходить ее защиту ему после пережитого не хотелось совершенно... - Могу я поинтересоваться, что запоздалый гость делает в сердце моей лавки? Или, может, он хочет наряду с древними знаниями приобрести проблемы? Вор чуть было не подпрыгнул, заслышав хриплый насмешливый голос хозяина. Медленно, уже второй раз за вечер обернувшись, он впервые узрел его без бинтов. Аннуах оказался хугином - представителем малочисленного антропоморфного народа, селящегося в горах. Кланы их так прозвали по имени одного из их легендарных предшественников - Хугина, что со своим братом Мугином были верными спутниками Вотана. Они были непревзойденными магами, эти птицеголовые люди. Их традиции и быт были великолепно защищенной тайной, и единственной связью, которую они имели с остальными расами Невендаара, была торговля. - В общем, так, имперец, - птичья глотка с трудом выталкивала человечьи слова, - Загадка. Отгадаешь - отпущу. Нет - пойдешь на замену убитому стражу. Договорились? Стараясь унять невольную дрожь в ногах, Гоудфрой кивнул, чувствуя, как отвратительно чешется пересохшее от страха горло. Хугин, почти ободряюще кивнув, воздел клюв к потолку и начал декламировать: Моя суть - серебро, Пыль пылающих птиц; Не пред злом, не добром Люди падают ниц. Подо мной - целый мир, Всяк, завидев меня - Свой опальный кумир, В душу смотрит огня. Чем ближе птицечеловек подбирался к концу загадки, тем уверенней чувствовал себя вор. Конечно же, он знал о древнем обычае магов состязаться умом и хитростью, вступая в замысловатые дуэли загадок... Но эта - она была почти детской. Похоже, хугин рассчитывал, что грабитель перемудрит самого себя, или просто не хотел убивать несчастного вора. - Луна, - сипло произнес Гоудфрой и поспешно откашлялся, - Луна. Маг склонил хохлатую голову. - Хорошо. А теперь убирайся. Он повернулся, чтобы уйти, но вора уже понесло. - Никогда не думал, что придется упрекнуть колдуна в трусости, а пришлось. Волшебник остановился и полуобернул птичью голову. Во взгляде его стеклянных глаз читалось что-то, похожее на любопытство. - Ну что ж, каковы твои условия, человек? - Я забираю лавку и все заклинания. Хугин прищелкнул клювом, и к месту дуэли подошли две горгульи. Шпион уже возносил предсмертную молитву Всевышнему, когда каменные твари застыли, и на их коленях материализовалось по шелковой подушке. Величаво опустившись на образовавшееся кресло, маг хрипло сказал: - Я слушаю. Гоудфрой тянул время. Он не торопясь сел, оправил плащ, огляделся, обдумывая свой ход... Наконец, сцепив пальцы в замок, он начал: На красном холме под красным холмом Тридцать лошадок стоят рядком. Каждая лошадка белым-бела Стучат они копытами, грызут удила. Ждут работы - растоптать кого-то. Горный маг зашелся в хриплом каркающем смехе. Долго он не мог уняться, и лишь шлепал когтистой кистью по «подлокотнику» кресла. Шпион терпеливо ждал, пока собеседник, наконец, уймется. - Да, имперец, ты знал, что загадать клювоголовому! Ответ - зубы. Услышь же теперь мою... Так прошла ночь. Солнце уже брезжило сквозь слюдяное стекло обсерватории, когда маг, наконец, заснул. Технически это было поражением, но вор уже просто не мог соображать. Дуэль утомила его. Освободившись из-под хватки хозяйского цепкого разума, горгулья небрежно стряхнула с себя шпиона и отправилась куда-то по своим делам, сопровождаемая завистливым взглядом подруги. Гоудфрой решил, что пора сматываться. Уже на лестничном пролете он услышал голос хозяина, звучавший одновременно и в голове, и в воздухе: - Когда тебя выкинут из гильдии, возвращайся. Озадаченно пожав плечами, имперец вышел в осенний полдень, обжигаемый сквозь одежду единственной вырванной страницей. V Их дружба началась неожиданно. В самом деле, что могло сблизить двух немёртвых: воровку-ведьму и баньши? Да, скорее всего, это была любовь. Главная и неразрешенная составляющая всех ведьмовских приворотов и того трепетного отчаяния, в котором существуют бледные фигуры фантомов. Стать баньши может любая. Обычно это - обманутые души, жаждущие мести над любимым. Женщины - задушенные, обманутые, сведшие счеты с жизнью - в свои последние минуты они принимали безграничную жажду мести, которая так угодна немертвой богине. Переродившаяся под именем Анграаль была одной из немногих, кто попал в ряды нежити совсем по другим причинам. На ней всего-навсего лежало проклятие красоты. Говорят, когда-то она была шаманкой Северных степей. Анграаль была одарена той первозданной прелестью, которой награждаются лишь истинные избранницы Земли-матери. Даже в татуированных варварах, без зазрения совести жгущих церкви и вырезавших целые села, рождалось детское, невинное чувство радости и покоя, едва они видели свою возлюбленную шаманку. Это-то доброе, на первый взгляд, зерно и сгубило несчастную девушку. С приходом должного времени в ней загорелся огонь, который мог унять только мужчина. Могучий инстинкт выживания, такой сильный в неистребимых пиктах, побуждал ее найти себе достойную пару и разрешиться радостным бременем. Но все, абсолютно все смотрели на нее как на воплощенную богиню. О легчайшем прикосновении к ее хрупкому тельцу не могли помыслить ни видные мужи, ни безбородые юнцы. В конце концов, это пламя сожрало избранницу великой богини рождения, говорившей ей о радости созидания себе подобных и подло лишившей этого счастья. Безумие охватило юную жрицу, и она нашла свой покой среди прибрежных камней холодного моря, а чайки растащили ее кости по побережью. Воровок Орд не одаряли ни воспоминаниями, ни именами. Конечно же, в них еще оставались осколки характера - тот неприкосновенный запас, что давали им занятия черной магией, но этого хватало лишь для самого общего осознания себя. Поговаривали, что героиню этой истории когда-то звали Тифас, и портовые города Империи не знали спасу от ее заточенных монеток. Обычно она лишь резала кошельки, помогая себе древними кочевническими заговорами, но однажды ее повело. Опьяненная легкостью, с которой ей давалось тайное мастерство, Тифас решила углубить свои познания и отдавать больше времени магическим экспериментам. Довольно скоро ее вычислили по вьющемуся следу жертвоприношений и отправили на костер - да, тогда инквизиторы еще сжигали ведьм, не зная, что эта мучительная смерть завершает пакт между темной душой и безмясой богиней. Впрочем, этих обрывочных сведений, разумеется, не хватит, чтобы составить полную картину произошедшего. Во всех станах нежити баньши вечно плачут, стонут, кричат... Анграаль же славилась своей молчаливостью. Все, что она делала - это витала по лагерям и становищам, часто увязываясь за людьми, если случалось остановиться в захваченном городе. Из-за своих странных привычек и причудливых шаманских одежд дух жрицы приобрел своеобразную известность и стал символом Ордынского фронта того времени. Новообращенная Тифас так же бессмысленно слонялась по улицам и болотам - воровкам всегда требовалось некоторое время, чтобы понять, что они делают в материальном мире. Они встретились на обходе земель - это было в те времена, когда эльфы только-только зачинали свой великий поход. Орды планировали набег на пограничный имперский город - Хемвик, и уже начали переговоры с мертвопоклонниками Лакхаана на юге. Ресурсов не хватало, и Ашган решил выслать для преображения земель баньши в эскорте воров. Анграаль и Тифас попали в одну группу. Через несколько дней воровка, пораженная тактом и молчанием спутницы (она, полупризрак, не уносилась вперед, а спокойно дожидалась отстающую шпионку), вступила с ней в разговор. Тогда-то шаманка впервые за всю не-жизнь и раскрыла прелестные губки... Луна совершила свой круг, и пришли тревожные вести. Надвигалась армия эльфов. Полномасштабное оцепление с участием южных фанатиков было прорвано и уничтожено. Баньши выходили в поход не иначе как в сопровождении оборотней - существ, неуязвимых для обычных клинков. Несмотря на неудачи армии и огромную занятость каждого воина, Тифас и Анграаль все же иногда удавалось поговорить. Где-то через седмицу Союз, такой неожиданный и непривычный Ордам противник, сломил линию обороны, и огромная часть нерегулярных войск осталась в глубоком тылу противника. По приказу Ашгана все еще проводились отчаянные вылазки, но спасти получилось очень немногих. Анграаль нашли поверженной со своим компаньоном-вервольфом. После уничтожения дарованного ей тела нашли лишь полуматериализованную пряжку варваров с Севера да обугленный труп оборотня. Он весь был утыкан заговоренными стрелами эльфийской гвардии. Похоже, Анграаль воспротивилась предписанию и попыталась защитить мохнатого спутника... Так или иначе, Орды были смяты и надолго отброшены от Имперских границ. Много позже, когда перегруппировавшиеся и усиленные темными эльфами служители Мортис подступили к Темперансу, до Ашгана дошло удивительное известие. Будто бы некая воровка в одиночку уничтожила одного из ветеранов Союза - часовог