их, кто попал в ряды нежити совсем по другим причинам. На ней всего-навсего лежало проклятие красоты. Говорят, когда-то она была шаманкой Северных степей. Анграаль была одарена той первозданной прелестью, которой награждаются лишь истинные избранницы Земли-матери. Даже в татуированных варварах, без зазрения совести жгущих церкви и вырезавших целые села, рождалось детское, невинное чувство радости и покоя, едва они видели свою возлюбленную шаманку. Это-то доброе, на первый взгляд, зерно и сгубило несчастную девушку. С приходом должного времени в ней загорелся огонь, который мог унять только мужчина. Могучий инстинкт выживания, такой сильный в неистребимых пиктах, побуждал ее найти себе достойную пару и разрешиться радостным бременем. Но все, абсолютно все смотрели на нее как на воплощенную богиню. О легчайшем прикосновении к ее хрупкому тельцу не могли помыслить ни видные мужи, ни безбородые юнцы. В конце концов, это пламя сожрало избранницу великой богини рождения, говорившей ей о радости созидания себе подобных и подло лишившей этого счастья. Безумие охватило юную жрицу, и она нашла свой покой среди прибрежных камней холодного моря, а чайки растащили ее кости по побережью. Воровок Орд не одаряли ни воспоминаниями, ни именами. Конечно же, в них еще оставались осколки характера - тот неприкосновенный запас, что давали им занятия черной магией, но этого хватало лишь для самого общего осознания себя. Поговаривали, что героиню этой истории когда-то звали Тифас, и портовые города Империи не знали спасу от ее заточенных монеток. Обычно она лишь резала кошельки, помогая себе древними кочевническими заговорами, но однажды ее повело. Опьяненная легкостью, с которой ей давалось тайное мастерство, Тифас решила углубить свои познания и отдавать больше времени магическим экспериментам. Довольно скоро ее вычислили по вьющемуся следу жертвоприношений и отправили на костер - да, тогда инквизиторы еще сжигали ведьм, не зная, что эта мучительная смерть завершает пакт между темной душой и безмясой богиней. Впрочем, этих обрывочных сведений, разумеется, не хватит, чтобы составить полную картину произошедшего. Во всех станах нежити баньши вечно плачут, стонут, кричат... Анграаль же славилась своей молчаливостью. Все, что она делала - это витала по лагерям и становищам, часто увязываясь за людьми, если случалось остановиться в захваченном городе. Из-за своих странных привычек и причудливых шаманских одежд дух жрицы приобрел своеобразную известность и стал символом Ордынского фронта того времени. Новообращенная Тифас так же бессмысленно слонялась по улицам и болотам - воровкам всегда требовалось некоторое время, чтобы понять, что они делают в материальном мире. Они встретились на обходе земель - это было в те времена, когда эльфы только-только зачинали свой великий поход. Орды планировали набег на пограничный имперский город - Хемвик, и уже начали переговоры с мертвопоклонниками Лакхаана на юге. Ресурсов не хватало, и Ашган решил выслать для преображения земель баньши в эскорте воров. Анграаль и Тифас попали в одну группу. Через несколько дней воровка, пораженная тактом и молчанием спутницы (она, полупризрак, не уносилась вперед, а спокойно дожидалась отстающую шпионку), вступила с ней в разговор. Тогда-то шаманка впервые за всю не-жизнь и раскрыла прелестные губки... Луна совершила свой круг, и пришли тревожные вести. Надвигалась армия эльфов. Полномасштабное оцепление с участием южных фанатиков было прорвано и уничтожено. Баньши выходили в поход не иначе как в сопровождении оборотней - существ, неуязвимых для обычных клинков. Несмотря на неудачи армии и огромную занятость каждого воина, Тифас и Анграаль все же иногда удавалось поговорить. Где-то через седмицу Союз, такой неожиданный и непривычный Ордам противник, сломил линию обороны, и огромная часть нерегулярных войск осталась в глубоком тылу противника. По приказу Ашгана все еще проводились отчаянные вылазки, но спасти получилось очень немногих. Анграаль нашли поверженной со своим компаньоном-вервольфом. После уничтожения дарованного ей тела нашли лишь полуматериализованную пряжку варваров с Севера да обугленный труп оборотня. Он весь был утыкан заговоренными стрелами эльфийской гвардии. Похоже, Анграаль воспротивилась предписанию и попыталась защитить мохнатого спутника... Так или иначе, Орды были смяты и надолго отброшены от Имперских границ. Много позже, когда перегруппировавшиеся и усиленные темными эльфами служители Мортис подступили к Темперансу, до Ашгана дошло удивительное известие. Будто бы некая воровка в одиночку уничтожила одного из ветеранов Союза - часового, проводившего ордынские зачистки при битве у Хемвика. Острый ум Верховного жреца мгновенно связал это событие со слухами о странной дружбе баньши и безымянной карманницы. Последняя, конечно, была растерзана эльфийскими воинами, но мертвый ветеран - это хорошо... Хорошо... Страж столицы неровными шагами мерил деревянный настил города мертвых, и уродливая, раздвоенная его фигура гротескно покачивалась вслед неторопливым движениям. Подняв старинный бронзовый колокольчик, он легонько в него позвенел, и в часовне Прушина отозвался такой же. Спустя несколько мгновений, оракул был уже в главном зале дворца. - Исключи из списка повторного подъятия имена Анграаль и... - Верховный жрец поймал себя на мысли, что не знает имени воровки, - И всех бойцов теневого фронта, ушедших за последнюю седмицу. Без огласки. Прушин-тень склонил огромную голову, подчиняясь приказу, и исчез, оставив в застывшем воздухе запах благовоний и масла. Повелитель Орд же остался на месте, покачиваясь под тяжестью своего ассиметричного туловища. Кто знает, какие мысли бродили в его оживленном чудовищной магией мозгу? Возможно, он чувствовал горькую ненависть к своей возлюбленной и нетленной Богине за то, что и ему, ее высшему служителю, неподвластны все механизмы Смерти. А, может, неторопливо рассуждал сам с собой, что и с немертвой армией нужно быть готовым к сюрпризам... Ведь, так или иначе, даже неупокоенные сердца способны притягиваться друг к другу.