Она была сильно изранена, плечо было повреждено так, что казалось одной большой раной. Она вернулась раньше, чем всегда.
- Не могу идти на церемонию в таком виде, - сказав так, она застонала.
- Мой дом или грот? - спросил Браззавиль.
- Дом. Ближе.
Он хотел отнести ее, Эл запротестовала.
- Не трогай. Я один сплошной кровоподтек.
Она шагала прихрамывая.
- Кто тебя так? Боюсь недовольства владыки, - заметил Браззавиль.
- Животное. Что с него требовать. Сама виновата. Зарекалась уже лезть в эти горы.
- Потребуется много сил, чтобы привести тебя в должный вид, - осматривая Эл со спины, заметил Браззавиль.
- Сомневаюсь. Этот день может быть последним.
Тем не менее, она сама дошла до дома слуги. Лишь здесь Браззавиль почуял убийственный запах, просторная комната быстро наполнилась смрадом.
- Я думаю, что всей моей одежде пришел конец, придется уничтожить этот наряд, - бормотала Эл. - Да простят меня утонченные обитатели этого светлого места. Жуткий запах. Лучше я выйду наружу.
Браззавиль не возражал. Он принес заранее приготовленную одежду, как раз для такого случая.
Его госпожа тщетно пыталась снять присохшую к телу рубашку. Кровь на ранах запеклась, Браззавиль представил, что ему придется причинять ей боль, извинился про себя и решил помочь.
Вдруг мягкий голос Милинды остановил его.
- Нужно много жидкости.
В ее руках была большая неглубокая чаша. Она поставила ее у ног озадаченной Эл и, окунув руки, набрала жидкость в ладони. Она плеснула ее на спину Эл. Проделав эту манипуляцию несколько раз, Милинда высвободила стонущую Эл из рубахи.
Браззавиль поджал губы и изобразил недовольство.
- Большое, наверное, было животное, - сказал он.
Ран было много, плечо сильно разбито, эта рана самая большая кровоточила до сих пор.
- Ступай, - сказал Милинда. - Я умою ее.
Браззавиль повиновался. Милинда сделала первую с момента разрыва попытку помочь Эл. До этих мгновений она выглядела отстраненно, не проявляла интереса к нему и дочери владыки. Браззавиль удалился в дом, запах улетучился быстро, пыльные следы и кровь - все, что напоминало присутствие Эл. Браззавиль взмахом пальцев устранил непорядок.
Вошла Милинда:
- Какая жуткая рана. Ее тело горит, оно исцарапано так, словно ее рвани на части. Сумерки настанут, но она не сможет надеть наряд. Где она была?
- Во втором мире, полагаю, - спокойно заметил Браззавиль. - Я провожу ее до дворца. Она геройствует, но плохо стоит на ногах.
Он снова увидел Эл умытую, с мокрыми волосами, укутанную в покрывала и трясущуюся, как от холода, щеки ее стали ярко розовыми, а в глазах была видна обморочная отстраненность.
- Я сам перенесу тебя, - сказал Браззавиль.
- В грот, - попросила Эл. - Пожалуйста.
- На этот раз я не стану слушаться, - возразил Браззавиль, - силы дворца помогут быстрей. Поверь.
- Делай, что знаешь, - смирилась Эл.
Они уже были в ее покоях, но выяснилось, что бедная девушка не может лечь. К счастью явился владыка, и Браззавиль оставил Эл на попечение ему.
Владыка привлек дочь к себе, ослабленная Эл послушно приникла к нему, он сомкнул объятия.
- Не надо лечить меня. Пусть будет уроком. Я не могу изменить то, что сотворили Дорон и Вейер, и Фьюла в придачу. У меня нет таких сил.
- Ты попыталась. Идея дерзкая, но не бесплодная. Ты разделила большой клан животных на малые, если выживут четыре группы, этот вид сохранится. Мне жаль, что тебе пришлось убить вожака.
- Слишком велика его агрессия. Не смогла смириться, что передо мной тупое животное, не смогла его вразумить.
- Ты не напрасно пострадала, но такие жертвы действительно неоправданны. Я не стану запрещать тебе такой риск, просто проявляй больше терпения и осмотрительности.
- Ты не называешь это ошибкой, отец.
- Нет, девочка моя, назову необходимостью. Отдыхай. Я освобождаю тебя от церемонии. Нет больше нужды испытывать тебя.
- Сегодня. Мне не трудно.
- Я хотел отпускать тебя на более продолжительный срок. У меня есть для тебя поручения. Я не называю их службой, если твоей натуре не противно выслушать меня, я расскажу, когда ты поправишься. А теперь спи.
Эл повисла на его руках. Он опустил ее на ложе, набросил покрывало и ушел.
***
- Почему ты просто не зарастишь свое плечо? Для Милинды сущий пустяк лечить тебя, - говорил Лоролан, прогуливаясь с Эл по саду.
- Чем медленнее зарастает рана, тем меньше она тревожит меня потом. Мое тело должно справляться само. - Эл погладила руку на перевязи. - Это останавливает меня от прогулок по мирам. Я слишком рьяно взялась за дело, я не могу отследить последствия деятельности. Нужно подумать.
- Скажи себе, что экспериментируешь.
- Это не эксперименты, Лор.
- В основе ты ничего изменить не сможешь. Много раз тебе повторял, и не устану повторять. Ты просто ребенок, ощутивший силу, ты играешь ею, как игрушкой. Когда тебе надоест эта забава, ты найдешь другой способ развлечения.
- Ты так уверенно говоришь про игру и развлечения. Может быть, ты играешь. Я - нет.
- Ты слишком увлекаешься событиями, тебя затягивает их череда, ты им следуешь, балансируешь, стараешься течь в них. Тебе дозволено все менять одним движением. Точно, в соответствии с законом.
- Удобно рассуждать тут, а ты пробовал сделать в мирах? И без нашей деятельности довольно разрушений. Сам ты никогда не делаешь, ты манипулируешь разумами, чтобы они исполняли твою волю. Я считаю подобный способ насилием.
- Вот поэтому ты и ходишь с разбитым плечом. Ты не можешь все делать сама.
- Я не делаю сама, я вмешиваюсь, если проблему некому решить. А на счет первооснов соглашусь. Все меры, что я предпринимаю, подобны латанию маленьких дырок в тонущем корабле. Отец обходит в беседах тему первопричин.
- Ну, еще бы, - Лор состроил многозначительную гримасу. - Первоосновы не в твоей вотчине.
- Лор, что ты знаешь о странниках?
- Этот вопрос не дает тебе покоя со времен состязаний.
- У меня много вопросов. Я видела смерть, но не присутствовала при рождении, даже в видениях я не созерцаю появление на свет новых смертных.
- Она не созерцает, - передразнил Лоролан. - Я не хочу говорить о странниках, и тебе советую избегать этой темы и их самих. Встреча с одним из них может резко изменить течение твоей жизни или сделает тебя несчастной.
- Так трагично?
- Тебе не дано их узнавать, что обезопасит тебя и от их влияния и от недовольства отца. А с рождениями ты еще столкнешься. Не торопись. Пока я замечаю лишь твое любопытство, но не вижу ни малейшего желания участвовать в процессе.
Эл нахмурилась, Лоролан рассмеялся.
- У тебя своеобразный юмор, - заметила она.
- А знаешь, что я заметил. Ты никогда не называешь меня братом. Значит ли это, что ты меня не считаешь братом?
- При такой проницательности мог бы не спрашивать.
- Мне не нравится, что ты считаешь меня другом. Я вообще не могу им быть.
- Повторю слова одного моего действительно друга. Я терплю тебя.
- Это не так. Твое терпение давно переросло в созерцание, в любопытство, даже в участие. Эл, мне всегда нравилось, как ты проявляешь страсть.
- Страсть опасна.
- Даже великие не избавлены от нее. Я припоминаю, как Кикха преодолевал притяжение к тебе. В мире смертных форм страсти особенно хорошо проявляются. Я с наслаждением любовался его муками.
- Кикха? Ко мне? Это был не он. Я ему интересна как соперник.
- Тем не менее, Элли. Тем не менее.
- Все эти страсти затерялись в потоке времен. Они дымка над горизонтом.
- А тот смертный тоже дымка? - Лоролан улыбнулся. Ответ ему не нужен, достаточно видеть ее сейчас. - Он в большей мере, чем я называется другом. Нет, Элли. Это ты стараешься думать о нем в таком качестве. Эту дымку над горизонтом ты не торопишься развеять.
Она замолчала.
- Напоминать о нем тебе тоже доставляет удовольствие, - сказала она, не поднимая глаз. - Думаешь, что напоминания укрепят наши отношения.