Как подъедет Владыка, он молвит ему:
«Вот родник вечной жизни, пронзающий тьму»,
Но едва от ключа взор отвел он устало
И затем оглянулся, — потока не стало.
В мысли Хызра мелькнуло — он знал обо всем:
«Не дано Искендеру узреть водоем».
Не от страха пред Властным, а следуя року,
Скрылся он от царя вслед благому потоку.
Но меж древних румийцев другие слова
Обо всем происшедшем сказала молва.
Говорили, что с Хызром — он ехал далече —
У ключа был Ильяс. Так вещали о встрече:
У источника встретясь, за Хызром Ильяс
Тотчас спешился. Взяв свой дорожный припас,
Оба вскрыли сумы, как и все признавая,
Что с едою приятна вода ключевая.
Вместе с хлебом, что сладостней мускуса пах,
И сушеная рыба была в их сумах.
И один из мужей, воле неба в угоду,
Уронил свою рыбу в студеную воду.
И, жалея о снеди, в нежданной беде,
Он спеша наклонился к алмазной воде,
И, найдя свою рыбу подвижной, живою,—
Был внезапно он вестью пронзен огневою.
Он постиг — помогла ему в этом беда:
Перед ним трепетала живая вода.
И пригоршню испивши воды быстротечной,
Жизнью был одарен этот праведник вечной.
Все поведал он другу; к ручью бытия
Тот склонился и также хлебнул из ручья.
Не дивись, что источник воды животворной
Сделал мертвую рыбу живой, нетлетворной,
Ты дивись: эта рыба сумела сказать,
Что таится в ключе вечных дней благодать.
Но о светлом ручье, о вещании рыбы
Вы в сказаньях арабов иное нашли бы:
Далеко от персидских и румских очей
Укрывался во тьме животворный ручей.
Если ж светлый ручей притаился под прахом,
Не томись в бездорожье мучительным страхом.
Двое спутников, чудо нашедших вдвоем,
Не сказали другим про благой водоем.
И помчались в восторге, не ведая горя:
В степи — Хызр, а Ильяс прямо к берегу моря.
Хоть источник один даровал им зерно,
Было мельницы две этим светлым дано.[441]
Твердо царь нес во тьме и труды и лишенья.
Он источника ждал; полон был предвкушенья:
У потока приляжет его голова,
Вырастает всегда близ потока трава.
Сорок дней, словно тень, он скитался, но тени
На родник все ж не бросил. Росли его пени.
Верно, сердце в нем было — пылающий лал:
Он, скитаясь в тени, сердцу тени желал.
Но ведь свет, а не тень, во́ды жизни сулили,
Хоть ключи с тенью сладостной говор свой слили.
Но пускай все ключи с тенью слили свой свет,
У источника радости тени ведь нет.
Но скажи: если с радостью слился источник,
Почему же в тени этот скрылся источник?
Что же! Тень для источника лучше, чем пыль.
Пыль — мутна, тень — студена.[442] Иль это — не быль?
Маял мрак; не внимал государя хотенью,
И царю в сей тени вся земля стала тенью.
Он к источнику жизни хотел бы припасть,
Ведь грядущая смерть всем живущим не сласть.
Но на страшном пути все казалось превратно!
И коня своего повернул он обратно.
Одного он желал на ужасной земле:
Выйти к свету! Не быть в этой тягостной мгле!
И во мраке предстал ему ангел, и в длани
Взял он длани царя. «Неуемных желаний,—
Он сказал, — ты исполнен. Обрел ты весь свет,
Но тебе утоления все еще нет».
Он, вручив ему камешек, молвил: «Высоко
Чти сей дар и храни — он дороже, чем око.
Между каменных гор камень, волей небес,
Ты сыщи; одинаков быть должен их вес.
Только камнем, вот этому камешку равным,
От страстей исцеляться дано неисправным».
вернуться
441
вернуться
442