Восхваление Атабека Нусрет-ад-дина
Книга завершается традиционным восхвалением одного из адресатов поэмы — Нусрет-ад-дина Абу Бекра Бишкина ибн Мухаммеда из династии Ильдигизидов (вступил на престол в 1191 г.). В восхваление включены строки — посвящение поэмы, просьба принять ее благосклонно и наградить ее создателя.
Восхваление единства Аллаха
К каждой сокровищнице, созданной разумом, ключ — имя господа, парафразирует здесь Низами первый бейт «Сокровищницы тайн». Господь дарует людям разум, продолжает он, опекает разумных, но и неразумных выручает из беды. Глава напоминает «Восхваление разума» из «Шах-наме» Фирдоуси и наполнена глубоким философским содержанием.
Традиционная внутренняя молитва, беседа с богом. В конце главы Низами молит бога помочь ему завершить вторую часть поэмы и повести его прямым путем так, чтобы он заслужил божественное одобрение.
Восхваление последнего Пророка
Обычные традиционные хвалы, содержащие перечисление преимуществ Мухаммеда перед всеми бывшими до него пророками.
Обновление сказаний и поминание друзей
В вечном беге желают всё нового дни,
Всё наставника нового ищут они,
Песни прежние слушают чуть ли не с гневом,
Благосклонны они только к новым напевам.
Время — кукольник: сдвинув завес пелену,
Преподносит народам он куклу одну.
И, глядишь, чародей этой лучшей из кукол
Всех взирающих души уже убаюкал.
Дни идут, вся истрепана кукла, — и вот
Из-за ткани волшебник другую берет.
Время, вечно вращаясь, все новые сказы
Одевает в парчу, и в шелка, и в алмазы.
Поглядите! Под пальцами ловкой руки
Все иные, иные пестреют венки.
Коль каменья одни станут дымкой одеты,
То из копи другие берут самоцветы.
Но навеки — мой сказ не напрасно возник —
У невесты моей будет розовый лик.
Хоть от книги моей вы не этого ждали,
Я иное сказать захотел бы едва ли.
Был в коне моем яростном бурный огонь,
Но отныне обуздан мой огненный конь.
Все вам в дар принесу. Принести лишь не в силах
Одного: юных дней — миновавших и милых!
Под юнцом — на коне все подковы в огне,
Старики — на огонь их кладут[444] при луне.
Если в жарком огне треснет зеркало, брони
В том огне закаляй, позабыв об уроне.
Всем, в созданье былин проводящим года,
Помощь ангел дает. Это было всегда.
В дни, которые знал я на этом привале,
Сотни сказов раздумье во мне вызывали.
И внимал я певцу, что в ночной тишине
Свиток древних сказаний развертывал мне.
Но благого певца[445] дали времени скрыли.
С ним и я замолчал, все оставил я были.
И внимавший сказаньям исчез оттого,
Что конец обрело дело жизни его.
Шах Арслан[446], утомясь, лег на вечное ложе.
И рассказы свои мне вести для чего же?
Иль молчанье мое мне поможет пресечь
Новый шах и вернет мне бывалую речь?
Сколько бед на пути! Где искать мне защиты?
Тело слабнет мое, увядают ланиты.
вернуться
Старики — на огонь их кладут… — То есть юноша может скакать на коне так, что подковы раскалятся докрасна, а старики способны лишь класть подковы ночью в огонь ради «приворотных чар».
вернуться
Но благого певца… — то есть Фирдоуси.
вернуться
Шах Арслан — то есть Кызыл-Арслан, дядя атабека Нусрет-ад-Дина и его предшественник в династии Ильдигизидов. Умер в 1191 году.