Распознает разумный обманные чары,
Настоящие вмиг узнает он динары.
Звуку чистых речей ты внимать поспеши.
В слове чистом горит пламень чистой души.
Если в слове неверное слышно звучанье,
Пусть на лживое слово ответит молчанье.
Сказание об Архимеде и китаянке
О певец! Пусть твоя будет песня слышна!
Голова моя тягостной смуты полна.
Так запой мне прекрасную песню, чтоб разом
Успокоился песней встревоженный разум!
* * *
Из премудрых мужей отдаленных годин
Так поведал о прошлом румиец один:
Жил наперсник царя. Был он царственен. Ведом
Был искуснейший всем. Он звался Архимедом.
Был весьма знаменит его доблестный род.
Удивлялся ему ионийский народ.
Был к тому же богат, всем казался он дивом
Потому, что он был беспредельно красивым.
Был он сведущ во всем, образован, умен.
И внимал всем ученым с охотою он.
Чтил его Аристотель[449], как сына встречая.
И свой дом он украсил, его обучая.
Поручил Искендер ему царский свой суд,
Зная: скорбные в нем милосердье найдут.
Китаянку, что царь получил от хакана,
Ту, что смелых разила, находчива, рьяна,
Он искусному отдал, — и в сладостный бред
Свой возвышенный ум погрузил Архимед.
Дичь охотник схватил. И в алчбе еженощной
Услаждался он вдосталь дичиною сочной.
Хоть китайской пери́ не избег он силка,—
Как рабыня индийская,[450] скрылась тоска.
Он с Луной занимался наукой объятий,
И не шел к мудрецу для обычных занятий.
И наставник, грустя о пропущенных днях,
За него в своем сердце почувствовал страх.
Видно, вихри безумства куда-то помчали
Одаренного ум. Был учитель в печали.
Чтобы зло и добро было ясно уму,
Он учил сто юнцов, приходивших к нему:
Девяносто и девять — не мало. Беседа
Все ж нестройной была. Он все ждал Архимеда.
И нежданно смолкал, и мрачнел его взор.
Лишь на добром чекане сверкает узор:
Пусть бы здесь лишь один этот юный учился,
Как бы взор Аристотеля светом лучился!
Пусть один пред тобой. Не потупь своих вежд,
Если этот один лучше сотни невежд.
Он призвал Архимеда. Предвидя победу,—
«Ты науку забыл, — он сказал Архимеду.—
Где твоя, вне познаний, проходит стезя?
Ведь в неведенье жизнь провести нам нельзя».
Отвечал Архимед: «Это ведает каждый:
Припадает к ручью изнывавший от жажды.
Обласкал меня царь, обласкал через край,
Одаривши Луной, озарявшей Китай.
Я пылаю душой, полон юною силой.
Как не быть мне влюбленным в кумир этот милый!
Я забыл с этой дичью о ловле иной.
В двух страстях не пылаем душою одной!»
И учитель, поняв, что искусный во власти
Обуявшей его сокрушительной страсти,
Произнес: «Ты пришли ко мне эту Луну,
Без раба иль служанки, а только одну.
Погляжу я на ту, что, разбойным набегом
От науки отняв, предала тебя негам».
И влюбленный, с кумиром забывший весь мир,
К Аристотелю в дом свой направил кумир.
И составил мудрец, светоч знаний высокий,
Тот состав, что из тела вытягивал соки,
Не вредящие телу, но снова и вновь
Нам дающие жизнь и крепящие кровь.
Он изъял ее влагу, влекущую души.
И — взгляни — кипарис вдвое сделался суше.
И ученый, продолжив свой начатый путь,
В чан объемистый влил жизни влажную суть.
И когда этот опыт свершил он с отвагой,
Некрасивым стал идол, расставшийся с влагой.
вернуться
449