Зло и правда — все то, что мы видим в пути,—
К Властелину дворца призывает идти.
Но вельможи твои с важным саном и с весом
Не допустят Сократа к пурпурным завесам.
Посуди, государь, в этой буре морской
Как же мне поспешать в твой дворцовый покой?
Море вспомнил я тотчас: простор его дружен
С драгоценною россыпью скрытых жемчужин,
На которые когти направил дракон.
Кто к жемчужинам ринется? Яростен он.
Как я к свету пойду, — к свету царской короны?
Ведь вокруг меня будут одни «пошел-воны»[461].
Все они, пред царем искажая мой лик,
Вред наносят себе, и ущерб их велик.
Царь! О людях забыл, об укоре их строгом
Раб, стоящий в служенье пред господом богом.
И в служении этом — наставник я твой.
Во дворце же — твоим стану робким слугой.
Посуди, государь, к мыслям чистым причисли
Правоту этой свыше ниспосланной мысли».
И посланец, к царю возвратившись едва,
Наизусть повторил золотые слова.
Сняв с жемчужин покров, — где им сыщется мера? —
Наполнять стал он ими полу Искендера.
Но на россыпь сокровищ, безвестную встарь,
На метанья жемчужин обиделся царь.
Захотел он всем этим разящим укорам
Дать отпор. Устремлялся к разумным он спорам.
Молвил царь: «Он доволен жилищем в тиши.
Что ж, пойдем, и его мы отыщем в тиши».
И нашел дивный клад он в приюте убогом,—
В том, где горстка муки говорила о многом.
Спал, забывший мирское, не знавший утрат,
На земле, скрывшись в тень, безмятежный Сократ.
Царь, немного сердясь, мудреца, что покою
Предался, — пробудил, тихо тронув ногою.
«Встань, — он молвил, — поладить хочу я с тобой,
Чтобы стал ты богат и доволен судьбой».
Рассмеялся мудрец от надменного слова:
«Лучше б ты поискал человека другого.
Тот, кто счастлив крупинкой, — скажу я в ответ,—
Вкруг тебя словно жернов не кружится. Нет!
Мне лепешка ячменная — друг неизменный.
Что ж стремиться мне к булке пшеничной, отменной?
Без единого шел я по свету зерна.
Мне легко. Мой амбар! В нем ведь нет ни зерна!
Мне соломинка в тягость, — к чему же мне время
То, когда мне вручат непомерное бремя!»
Вновь сказал Повелитель: «Взалкавший добра!
Ты хотел бы чинов, жемчугов, серебра?»
Молвил мудрый: «Не сходны желания наши.
Нам с тобой не вздымать дружелюбные чаши.
Я богаче тебя, подвиг светлый верша.
Я — в посту, а твоя ненасытна душа.
Целый мир присылает тебе обольщенья,
Все ж ты нового ждешь от него угощенья.
Мне же в холод и в зной это рубище, царь,
Так же служит сейчас, как служило и встарь.
Ты несешь бремена́, но исполнен пыланья.
Для чего же мои хочешь ведать желанья?»
И сказал Искендер, что-то в мыслях тая:
«Ты скажи мне, кто ты и скажи мне, кто я?»
Отвечал мудрых слов и познанья хранитель:
«Я — дающий веленья, а ты — исполнитель».
И вскипел государь. Сколько дерзостных слов!
Стал искать Искендер их укрытых основ.
И промолвил премудрый, по слову поверий:
«Пред венчанным раскрою закрытые двери.
Я рабом обладаю. Зовут его — страсть.
Крепнет в сердце моем над служителем власть.
Перед этим рабом ты склонился, о славный!
Пред слугою моим, ты — служитель бесправный».
Царь, проникший в слова, обнажившие зло,
Помутился, в стыде опуская чело,
После вымолвил так: «Не чело ль мое светом
Говорит, что служу я лишь чистым заветам?
Чистый чистых укором не трогай. Внемли:
Не уснувши навеки, не пробуй земли».
вернуться
461