И пока не придет полнолунье, нимало
Не смирившись, едят всё, что в руки попало.
Но когда станет месяц ущербным, у них
Пропадает их жадность: их голод затих.
Каждый год к ним из черного облака черный
Упадает дракон, и толпою проворной
Дивы мчатся к дракону. Велик он весьма.
Им всех этих зверей насыщается тьма.
Ожидая съедобного с целое море,
Что гремящая туча подарит им вскоре,
Так вопит это скопище дьявольских стад,
Что их степь уж не степь, а бушующий ад.
Кровь дракона испив — им их пир не зазорен —
Целый месяц не пьют и не трогают зерен,
Лишь едят они листья да корни. Недуг
Им неведом. Когда же кого-нибудь вдруг
Час последний настигнет, — его, без урона
Для здоровья, пожрут: им ведь мало дракона.
Ты не встретишь гробниц в их соленой земле.
Нет уснувших в земной, всем назначенной мгле.
Да, достоинство этой яджуджской равнины
Только в том, что в земле нету их мертвечины.
Царь, яджуджи на нас нападают порой.
Грабит наши жилища их яростный рой,
Угоняет овец пышнорунного стада,
Всю сжирает еду. Нет с клыкастыми слада!
Хоть бегут от волков без оглядки стада,
Их пугает сильней эта песья орда.
Чтоб избегнуть их гнета, их лютой расправы,
Убиенья, угона в их дикие травы,
Словно птицы, от зверя взлетевшие ввысь,
На гранит этих гор мы от них взобрались.
Нету сил у безмозглого злого народа
Ввысь взобраться. Но вот твоего мы прихода
Дождались. Отврати от покорных напасть!
Дай, о царь, пред тобой с благодарностью пасть!»
И, проведав, что лапы любого яджуджа
Опрокинут слонов многомощного Уджа[471],
Царь воздвиг свой железный, невиданный вал,
Чтоб до Судного дня он в веках пребывал…
* * *
Благодатной звезды стало явно пыланье.
Царь направился в путь, в нем горело желанье
Видеть город в пределах безвестной земли.
Все искали его, но его не нашли.
И завесы пурпурные ставки царевой
Повлекли на верблюдах по местности новой.
Целый месяц прошел, как построили вал,
И в горах и в степях царь с войсками сновал.
И открылся им дол, сладким веющий зовом,
Обновляющий души зеленым покровом.
Царь глазами сказал приближенным: «Идти
В путь дальнейший — к подарку благого пути!»
И порядок, минуя и рощи и пашни,
Встретил он и покой,[472] — здесь, как видно, всегдашний:
Вся дорога в садах, но оград не найти.
Сколько стад! Пастухов же у стад не найти.
Сердце царского стража плода захотело.
К отягченным ветвям потянулся он смело
И к плоду был готов прикоснуться, но вдруг
Он в сухотке поник, словно согнутый лук.
Вскоре всадник овцу изловил и отменно
Был наказан: горячку схватил он мгновенно.
Понял царь назиданье страны. Ни к чему
Не притронулся сам и сказал своему
Устрашенному воинству: «Будут не рады
Не отведшие рук от садов без ограды!»
И, помчавшись, лугов миновал он простор,
И сады, и ручьев прихотливый узор.
И увидел он город прекрасного края.
Изобильный, красивый, — подобие рая.
К въезду в город приблизился царь.
Никаких Не нашел он ворот, даже признака их.
Был незапертый въезд как распахнутый ворот.
И со старцами царь тихо двинулся в город.
Он увидел нарядные лавки; замков
Не висело на них: знать, обычай таков!
Горожане любезно, с улыбкой привета,
Чинно вышли навстречу Властителю света.
вернуться
471
вернуться
472