Крендель побелел.
– «Какая мысль, какое благородство»! – бубнил он и пятился к двери. – Вы это… вы уж это… Простите уж…
– Еще бы, – смущался я.
– Да ладно, чего там, – говорил Жилец, – заходите еще, о жизни потолкуем, на перья поглядим.
– Еще бы, еще бы, – твердил я, глядя на закрывающуюся дверь.
Появление гражданина Никифорова
В переулке фонарей еще не зажгли. Сумрачно было во дворах, темно в подворотнях.
К вечеру многие жильцы вышли на улицу поболтать, подышать воздухом. Вдаль по всему переулку до Крестьянской заставы, по двое, по трое, кучками, они торчали у ворот и подъездов. У нашего дома даже собралась небольшая толпа: Райка Паукова, бабушка Волк, а с ними знакомые и незнакомые люди из соседних домов и пришлый народ, из Жевлюкова переулка.
Из толпы доносились обрывки слов и разговоров:
– И что ж, их прямо в рясе повели?
– Денег полный чемодан…
– Да разве они залезут в корзинку?
– Тьфу! – плюнул Крендель. – Болтают, не зная чего.
Сраженный коллекцией перьев, он увял, устало сел на лавочку под американским кленом.
– Монахов я и новых могу завести, но такого, как Моня, на свете нет.
– Еще бы, – сказал я.
Крендель вздохнул, обхватил колени руками, сгорбился и сейчас в точности оправдывал прозвище. Он вообще-то был очень высокий, выше меня на три моих головы и на четыре его. Раньше все его звали Длинным, тогда он нарочно стал горбиться, чтоб быть пониже, тут и стал Крендельком.
– Вот уж в ком было благородство, так это в Моне. В нем была мысль. А как он кувыркался – акробат!
От ворот послышалась какая-то возня, толкотня, народу еще прибавилось, послышались крики типа: «Нет, постой! Погоди!»
– Крендель! – крикнул кто-то. – Крендель, сюда! Подозреваемого поймали!
Мы выскочили за ворота.
– Вот он! – кричала бабушка Волк. – Вот он, Подозреваемый, – и крепко держала за рукав какого-то гражданина, который отмахивался граблями.
– Кто ты такой? – приставал с другого бока дядя Сюва. – Чего ты тут ходишь? Вынюхиваешь?
– Я – Никифоров, – объяснял Подозреваемый, пытаясь освободиться. – Иду, ни к кому не прикасаюсь, и вдруг – попался.
– Теперь тебе, милый, не отвертеться.
– Не отвертеться, – соглашался гражданин Никифоров. – Попался я, наконец.
– Попался, попался, – подтвердила бабушка Волк и толкнула локтем гражданина Никифорова. – Ходит здесь, вынюхивает, где что плохо лежит.
Тут бабушка нарочно носом показала, как именно вынюхивает гражданин Никифоров, и получилось действительно некрасиво.
– Признавайся, ты лазил в буфет?
– Лазил.
– Ну и куда монахов девал?
– Каких монахов?
– Сам знаешь каких.
– Не знаю никаких монахов, – заупрямился покладистый, в общем-то, гражданин. – Надо же мне было зайти в этот переулок. По всем улицам ходил – не попадался.
– Ты нам зубы не заговаривай! – сказала бабушка Волк. – Залез на крышу, грабли свои выставил – и нету голубей.
– Ничего подобного, – снова заупрямился гражданин Никифоров. – Не лазил я на крышу и грабли не выставлял.
– Выставлял, выставлял. Я сама видела. Залез на крышу и давай грабли выставлять, под антенну маскироваться, – сказала бабушка Волк и размахнулась.
Но тут Крендель мягко сказал:
– Бабуля.
– Что еще? – недовольно обернулась бабушка Волк.
– Бабуля, – повторил Крендель. – Вы же не видели, как он на крышу лазил. Вы в лифте сидели.
– А может, у меня бинокль был! – задиристо сказала бабушка Волк, но тут же замолчала, потому что при чем здесь бинокль.
– При чем здесь бинокль? – сказал гражданин Никифоров. – Вы, мадам, что-то перепутали. Ну, я пошел.
Он повернулся к нам спиной, вздрогнул и вдруг бросился со всех ног по переулку. Через секунду не было уже нигде гражданина Никифорова, и след его простыл. Я даже нарочно пощупал рукою след – да, простыл.
Бегство и страх гражданина Никифорова
Гражданин Никифоров бежал по Крестьянской заставе, и грабли, вытянувшись, летели за ним.
«И зачем я пошел в этот проклятый переулок! – думал на бегу гражданин. – Только зашел – и сразу попался!»
Нет, гражданин Никифоров не брал голубей, но было у него на совести одно дело, а может быть, даже и два, и, когда бабушка Волк посмотрела пристально, страх сразу просочился в его грудь.
«А ну-ка постой, голубок. А не ты ли лазил в буфет?» – сказала старушка, и тут не то что страх – ужас охватил гражданина.
Ведь, конечно, это он, конечно, он лазил в буфет, но не в тот, что стоял на крыше. Гражданин Никифоров лазил совсем в другой буфет. Правда, это случилось два года назад, и буфет этот был в городе Карманове, и с тех пор гражданин ни в какие буфеты не лазил – и все-таки сейчас смертельно перепугался. Он мигом представил, как его тащат в милицию и отбирают грабли.
«И всего-то один раз, – подумал на бегу гражданин. – Всего один раз залез я в буфет. Да и взял-то мало: пять кило колбасы, две банки сгущенки, торт. Другие больше берут. По шесть кило берут и не боятся».
Впрочем, гражданин боялся не только милиции, он боялся звонить по телефону, купаться, ездить на лифте, боялся, что кукушка мало ему накукует, и даже боялся падения метеоритов.
Но это я даже могу понять.
Как-то вечером, когда в небе зажглись звезды, мы с Кренделем бродили у Крутицкого теремка. Рядом строился дом, повсюду были навалены огромные катушки, трубы, кирпичи. В тот вечер было много падающих звезд. Они то и дело разрезали темное небо над Москвой-рекой.
Вдруг на заборе, за которым торчал подъемный кран, я увидел плакат:
БОЙСЯ ПАДЕНИЯ МЕТЕОРИТОВ!
В ту ночь мне снились страшные сны: Земля сталкивалась с Луною, метеориты вонзались в асфальт, и я метался по Крестьянской, спасаясь от небесных тел. Утром я снова пошел на стройку.
При дневном свете плакат читался по-другому:
БОЙСЯ ПАДЕНИЯ МАТЕРИАЛОВ!
Честно сказать, я понимаю и тех людей, которые боятся ездить на лифте. Едешь на лифте, а он вдруг застрял! Сердце уходит в пятки, начинаешь метаться и кричать: «Я застрял! Я застрял!»
А лифт ни с места. Страшно.
Страшно было гражданину Никифорову. Он бежал, и грабли, вытянувшись, летели за ним.
Телевизоры и монахи
На улице окончательно стемнело. Огненное слово «Рубин» зажглось над кинотеатром, багровым огнем озарило лица прохожих.
У забора, на котором наклеены были афиши, стоял человек с граблями. Ему хотелось пойти в кино, но сделать этого он не решался и, главное, не знал, куда девать грабли.
Прохожие обходили его, топтались у афиш, толпились у касс кинотеатра, толкали друг друга, не извиняясь. Одна девушка поглядела на грабли, засмеялась, побежала к кассе. Гражданин хотел было бежать за ней, но грабли его не пустили, и он остановился, мечтая о граблях, которые складывались бы, как удочка.
Долго стоял он на одном месте и глядел, как вспыхивают в окнах домов теплые абажуры, как дрожит за шторами что-то неверное и голубое.
– Телевизоры смотрят, – угадывал гражданин.
За таким телевизионным окном в мягком кресле сидел человек. Это и был Похититель.
Над головою его на стене висели портреты киноактрис, наших и зарубежных, у ног стоял плетеный садок с голубями-монахами, а прямо перед ним сияли экраны трех телевизоров. Похититель смотрел сразу три программы. Надо отметить, что по одной программе передавали «Артлото», по другой – «Спортлото», по третьей – «А ну-ка, мальчики».
«Как хорошо иметь три телевизора, – размышлял Похититель. – Ничто не проходит мимо твоих глаз. Да, телевизор – полезная штука».