Глаза мальчика медленно открываются, и он поворачивает голову, не отрывая от подушки, чтобы взглянуть на Тобиаса. По уголкам глаз Тобиаса я вижу, что он улыбается под маской. Томас усмехается.
— Мистер Тобиас! — его лицо озаряется счастьем от присутствия Тобиаса, и в моем горле образовывается ком.
— Привет, дружище.
— Угадайте, кто приходит увидеться со мной.
— Кто?
— Супермен.
Тобиас смеется.
— Настоящий супермен.
Маленький мальчик кивает.
— Так и есть, и он сказал мне, что я сильный.
— Правда?
— Ага, он сказал мне, что я самый сильный мальчик из всех, с кем ему приходилось встречаться.
— В это я верю, — произносит Тобиас тихо.
Женщина издает жалобный звук, и мне хочется подойти к ней, предложить свое плечо, на котором можно поплакать, руку, за которую можно подержаться, но я — лишь незнакомка для нее, наблюдатель, и никакое количество поддержки не облегчит ее боль. Ее ребенок умирает. Ни один родитель не должен быть свидетелем этого. Я могу лишь представить ее боль, ее беспомощность, как ужасно, должно быть, наблюдать, как такая невинная душа страдает. В глазах начинает покалывать, и ком в горле увеличивается, пока не становится тяжело дышать. Я чувствую себя мошенницей, кем-то, у кого нет права на слезы, нет права на горе, поэтому я медленно покидаю комнату.
В моей груди все сжимается. Мне кажется, что я не могу дышать. Мне нужно снять эту маску, но я не могу, не здесь, поэтому я бегу по коридору, ударяя рукой по кнопке, которая открывает дверь и выпускает меня. Срываю маску, делаю глубокий вдох и прижимаюсь спиной к стене, соскальзывая вниз, пока не оседаю на пол, опустив лоб на колени. Я пришла сюда, чтобы собраться с мыслями, но вместо этого лишь разваливаюсь на куски. Мальчик настолько юн, а жизнь так жестока. Мать теряет своего ребенка, проигрываю врагу, с которым не может бороться. По моим щекам беззвучно текут слезы, и я сжимаю руки в кулаки, пока ногти не впиваются в ладони, в попытке отстраниться от этой волны эмоций. Именно этого Тобиас и Престон хотят. Они хотят сломать меня… зачем бы еще они взяли меня сюда?
Делая глубокий вдох, я поднимаю голову, вытираю слезы и только тогда замечаю плакат на стене: «Бентон и Престон BMT Юнит». Филантропы, доноры… люди, которые покупают женщин. Это все так запутано и непонятно.
Я вновь опускаю голову, а затем слышу медленные, неторопливые шаги, останавливающиеся прямо напротив меня. Я поднимаю взгляд и вижу Престона. Он уже успел снять халат с маской и теперь стоит передо мной, засунув руки в карманы брюк.
Он делает глубокий вдох.
— Ты в порядке, Элла? — спрашивает мужчина.
Я смаргиваю слезы и киваю, хотя уверенна, он прекрасно видит, что я далеко не в порядке. Мой взгляд опускается вниз, и он двигается рядом со мной, усаживаясь на больничный пол в своем дорогом костюме. Он вытягивает ноги перед собой и обнимает меня за плечи. Плотина прорывается, и мое тело сотрясается в сильных рыданиях, потому что я не могу выкинуть из головы образ этого маленького мальчика. Он умрет, и это ужасный трагический факт, и мне ненавистно знать, что не существует способа мне или кому-либо другому это исправить. Я падаю в объятья Престона, и его свободная рука прижимается к моей щеке, притягивая ближе, а губы касаются моих волос.
— Ты слишком милая, Элла. Чувствуешь слишком многое, — его большой палец поглаживает мою щеку.
— Он так юн, — говорю я, задыхаясь.
Престон вздыхает.
— Знаю, — а затем он просто держит меня в объятиях, давая мне выплакаться, пока его рубашка не промокает от моих слез. Я обнимаю его руками за талию и крепко держусь за него, словно он мой плот в этом бурном море, источник комфорта и успокоения, к которому мне не следует привязываться, но я ничего не могу с собой поделать. Он целует мои волосы, его губы остаются, прижатыми ко мне, и я чувствую его горячее дыхание на коже.
— Нам нужно идти, — говорит он тихо. Я киваю и позволяю ему помочь мне встать на ноги.
Престон ведет меня по больнице, прямо к машине. Он придерживает для меня дверь, и когда я забираюсь внутрь, Тобиас уже там. Его пристальный взгляд сосредоточен на мне, но прямо сейчас я не могу разбираться с ним. Я эмоционально выжата и слишком уязвима. Престон садится рядом на заднее сидение, и как только дверь закрывается, я прижимаюсь к нему, опуская голову на его плечо. На секунду он колеблется, прежде чем обнять меня и прижать ближе. Грусть повисает в воздухе между нами, и я закрываю глаза, пытаясь найти хоть какое-то утешение в запахе одеколона Престона, когда машина срывается с места.