Гард поманил за собой Таратуру, и они поднялись вверх по лестнице. Из-за полуоткрытой двери одной из квартир доносились звуки телевизионной передачи. Таратура постучал, но никто не отозвался. Тогда они тихонько вошли внутрь.
У телевизора, впившись глазами в экран, сидели двое: тоненькая черноволосая девушка и курчавый рыжеватый парень. На полицейских они не обратили никакого внимания, хотя не могли не заметить их прихода. Сейчас вся жизнь для них переместилась в плоскость телевизионной трубки.
— Уголовная полиция, — сухо сказал Гард.
Парень медленно повернул голову и посмотрел на комиссара затуманенным взором.
— Какая уголовная! — сказал он полушепотом. — Это гангстеры из «Бурого медведя», разве вы не видите? Верно, Паола?
— Конечно, — ответила девушка.
— Это мы из уголовной полиции, — почему-то тоже полушепотом сказал Гард, но его уже никто не слушал.
Комиссар никогда не смотрел гангстерских фильмов. Из принципа. Он считал их пародией на жизнь и на то серьезное дело, которым ему приходилось заниматься. И сейчас он лишь мельком взглянул на экран, успев увидеть серию пистолетных вспышек и множество тел, падающих на землю вокруг тонконогого парня в джинсах.
В гораздо большей степени комиссара привлекло выражение лица Таратуры. Инспектор полиции, словно загипнотизированный, замер на месте, всматриваясь в экран. По лицу Таратуры можно было безошибочно определить все, что там происходит. Никогда бы Гард не подумал, что один из его ближайших помощников увлекается подобной ерундой.
Наконец револьверная мелодия сменилась музыкальной. На экране вспыхнула реклама новых бездымных сигарет, и увлеченные зрители вернулись к действительности.
Таратура смущенно посмотрел на своего начальника и, видимо желая исправить впечатление о себе, энергично двинулся к хозяину квартиры.
— Мы из уголовной полиции, — произнес он громче, чем это требовалось.
Парень и девушка переглянулись, но ничем не выразили своего удивления. «Фьють», — лишь тонко свистнула девушка.
— К вашим услугам, — сказал парень, не двигаясь с места.
— Вы не замечали чего-нибудь подозрительного в последние три-четыре часа? — спросил Гард.
— Как же! — невозмутимо произнес рыжеватый парень, как будто говорил о чем-то само собой разумеющемся. — Ровно в семь ноль-ноль на экране телевизора наблюдались сильные помехи. Секунд пить все мелькало, ничего нельзя было разобрать.
— Вы точно помните время? — спросил Гард.
— Еще бы, я заметил его специально.
— Специально? Но для чего?
— Ведь даже Паоле ясно, что такие помехи бывают в тот момент, — поучительным тоном сказал парень, — когда кто-то действует электрическим разрядником.
— Возможно, с преступными целями, — вставила Паола.
— Точно! — подтвердил парень.
— Откуда вы это знаете? — удивился Гард.
— Джо Слоу трижды пытались убить таким способом, — сказал парень.
— Джо Слоу, комиссар, это тот парень в джинсах, — счел необходимым пояснить Таратура.
— Поразительно! — только и смог сказать Гард.
Оказывается, и гангстерские фильмы могут приносить пользу! Впрочем, кто может точно сказать, кому первому пришла в голову плодотворнейшая мысль приспособить для убийства современную технику: гангстерам или изобретательным авторам телевизионных фильмов?
Как бы там ни было, а сейчас одной загадкой стало меньше. Спасибо Джо Слоу…
Инспектор и комиссар вновь спустились на второй этаж, где все еще хозяйничала полиция. Двое агентов рылись в письменном столе убитого, а третий разговаривал с кем-то по переносному радиотелефону.
— Вот что, Таратура, — распорядился Гард. — Берите Джонстона и немедленно отправляйтесь на квартиру Эрнеста Фойта. Знаете, где это?
Таратура кивнул:
— Еще бы!
— Как только он появится, везите его ко мне.
— Вы думаете, комиссар…
— Почерк не его, но они давно конкурируют. Власть в корпорации можно было поделить только таким способом.
— Пожалуй, — согласился Таратура.
— Комиссар, — вмешался один из агентов, — сегодня у нас с вами будет веселая ночь: еще одно происшествие. Обстоятельства чрезвычайно загадочные…
«Загадочные»! — повторил про себя Гард, беря трубку переносного телефона. Если говорить откровенно, по-настоящему комиссара полиции Гарда интересовала лишь одна загадка: дата собственной смерти.