— Прошу вас. — Генерал показал Таратуре на кресло. — Я очень рад, что вы наконец пришли. Как поживает ваша матушка?
Таратура ничего не понял. Он настолько растерялся, что не ответил.
— Я вижу, вы очень взволнованы.
Генерал вызвал Дитриха и, когда тот появился в дверях, приказал:
— Коньяк, пожалуйста! Вы не возражаете? — спросил он у Таратуры.
— Я… я… люблю кофе, — наобум сказал Таратура.
— И чашечку кофе… — добавил генерал, обращаясь к Дитриху. — Я давно не помню такой жары. — Дорон встал и подошел к окну, за которым творилась тихая паника. — Словно в Сахаре. Говорят, солнце вредно для здоровья. В избытке, конечно. Раковые заболевания и прочее.
— И мух много, — добавил Таратура. Он почувствовал, как холодные струйки пота побежали по его спине.
— Совершенно верно, — сказал Дорон. — И мух.
Дитрих принес коньяк и кофе. Таратура лихорадочно схватил чашку, но не смог сделать и глотка.
— Генерал, — сказал Таратура, — я явился к вам…
Он не успел закончить фразы, как Дорон приложил палец к своим губам. Таратура сразу все понял и, сделав лишь короткую паузу, добавил:
— …по поручению матушки. Она просила узнать, нет ли у вас средства от мух.
Дорон осторожно постучал пальцем о свою голову, а затем об стол. Таратура смутился. Тогда Дорон что-то быстро написал на листке бумаги. «Ни слова! — прочитал Таратура. — Следуйте за мной».
На душе Таратуры было муторно. Но страха перед генералом он не испытывал, твердо веря, что как бы там ни было, а пока что хозяин положения он. Сопровождаемые Дитрихом, они спустились вниз. Дверь убежища медленно открылась. Этого Таратура не ожидал. «Попался как кролик, — со злостью подумал он. — Дорон не может достать до Миллера; он теперь посадит меня в этот бункер и будет допытываться, где они прячутся. А я, дурень, сам пришел». Злость росла, пока они медленно шли по длинному подземному переходу. «Даже если я его сейчас стукну по голове кистенем, — думал Таратура, глядя на голову Дорона, шедшего впереди, — мне отсюда не выбраться».
Миновав несколько дверей и комнат, они вошли в подземный кабинет Дорона. Таратура искренне поразился тому, что он был точной копией главного кабинета. Даже из окна та же панорама. «Оптическая иллюзия, — сообразил Таратура. — Ну ладно, у тебя обо мне иллюзии не будет».
— Скажите, генерал, — твердо произнес Таратура, — зачем мы пришли сюда? У меня разговор короткий.
— Там нас могут подслушать, Таратура, — сухо сказал Дорон. — Здесь же никто, кроме Бога.
У Таратуры отлегло от сердца: Дорон разговаривал с ним на равных.
— Я к вам от профессора Миллера, — сказал он. — Шеф просил передать вам это письмо.
И Таратура протянул пакет Дорону.
Тот осторожно, двумя пальцами взял пакет, достал из ящика стола ножницы и надрезал бумагу. Доставая письмо, он как бы невзначай спросил:
— Где сейчас Миллер? Далеко?
— У него менее удобное убежище, генерал, чем у вас, но достаточно надежное, — усмехнулся Таратура.
— Благодарю за исчерпывающую информацию.
Дорон раскрыл письмо.
— Странное послание, — сказал Дорон, дочитав. — Я не понимаю, чего хочет профессор Миллер. Нам лучше встретиться и обо всем договориться. Уверен, он будет удовлетворен.
— Я передам шефу все, что вы сказали, — заверил Дорона Таратура. — Мне можно идти?
— Не торопитесь, — сказал генерал.
Таратура едва заметно улыбнулся. Дорон поморщился. Затем, глядя прямо в глаза Таратуре, спросил:
— Где Миллер, Таратура? Вы должны мне сказать.
Таратура принялся насвистывать мотив «Тридцати девочек».
— Вы разумный человек, Таратура. Два миллиона кларков. Заранее. Сейчас.
— Благодарю, генерал, — ответил Таратура. — Я вам буду признателен за столь щедрый подарок. — Таратура явно издевался, и Дорон понял это.
— Вы будете моей правой рукой, Таратура, — сказал генерал.
— Мне кажется, вы тоже понимаете, что игра ведется уже не на деньги и почести. Зачем лишние слова, генерал?
— Неужели Миллер даст вам больше?
— Генерал, вы доверяете изменникам?
— Я плачу им деньги.
— И отбираете у них самоуважение.
Дорон задумался.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Вы выйдете отсюда потайным ходом прямо в парк. Учтите: я жду Миллера. Если мы договоримся, он получит все, что хочет, и даже больше того. А чтобы он доверял мне, я открою вам, как проникнуть сюда из парка. Впрочем, он может сам вызвать меня куда угодно. Я приду один. Идите, Таратура. Но берегитесь: вас ищут.
— Я это знаю, — улыбнулся Таратура. — Кстати, наверное, и ваши люди тоже. Я должен вам сказать, что с ними труднее всего работать.