Принятие в 1936 году Конституции СССР рождает у многих советских людей ощущение, что у них есть права. И, следовательно, растет поток писем. За продиктованными ситуацией ссылками на конституцию нельзя не увидеть, что все эти письма посвящены выявлению расхождений между речами власти и реальностью. Именно этот зазор и побудил, похоже, написать автора этого письма:
«…я прошу прекратит это бизобразия в дальнейшем нам работать не возможно неужели все члены партии на это только и способные конституция говорит что женщина равна как мужчина а у Н. наоборот»{843}!
Эта сотрудница «дез-станции» Ленинского района Горького жалуется, что стала жертвой сексуальных домогательств. Свое заявление она обосновывает требованием защитить права женщин. Можно встретить и весьма жесткие по отношению к режиму замечания, как в этом письме пожилого жителя Воронежской области.
«Вот я осмеливаюсь попросить Вас великий наш вождь и товарищ Михаил Иванович Калинин — новый закон сталинскую Конституцию мы читаем газету, а не понимаем основанье закона. Статья 124 — граждане РСФСР имеют право на материальное обеспечение в старости. Затем Статья 128 — в целях обеспечения за гражданами свободы совести церковь, свобода отправления религиозных культов и вот за это у нас идет волнение между народом — верующие люди желают служить в церкви, а председатель сельсовета Я. Без общего собрания отобрал ключи от церкви и уничтожает ценные вещи <…>
Я думаю, что наш сельсовет должен соблюдать и подчиниться закону новой сталинской конституции. А может быть и ошибаюсь. У них власть на местах, сельский сОвет не подчиняется никому»{844}.
Официально заявленные властью ценности — вот то, к чему апеллируют в своих письмах советские граждане. На конституцию же ссылается и этот грек с Кавказа, жалующийся, что стал жертвой расизма:
«Встретив меня в Конторе отделения в присуствии рабочий начал ругать и оскарблять меня. Он называл меня “Завоеваным греком”, угрожая — “всех греков выживу из отделения”.
Он напоминал о любви Екатерины к грекам и т. п. Этого я не знаю, любовь Екатерины для меня не известна.
Я гражданин СССР, читал я доклад товарища Сталина о новой конституции и знаю новую Сталинскую конституцию, там нетак говорится о расах и национальностиях.
Я обращаюсь к вам с просьбой принять соответствующие меры в защиту попираемых моих достоинств гражданина СССР»{845}.
Чаще всего авторы считают, что причиной расхождений между теорией и практикой, о которых они пишут, являются сбои в работе системы. Для них, по крайней мере формально, речь идет об исключении, а не о правиле. Однако кое-кто, более отчаявшийся или более трезво мыслящий, как писатель А. Виноградов, решается указать пальцем на непоследовательность сталинской системы:
«В стране существует Великая Сталинская Конституция. Здоровая в целом страна охраняется замечательной Красной Армией. Но у нас существует печать, где гнездятся кучи пустословов с аллилуйными словесами и восклицательными знаками и тысячи клеветников репортеров с юрконсултами их защищающими, тысячи редакторов паразитирующих на теле здоровых рукописей и превращающих труд писателей в похабную труху и гнилую плесень»{846}
Но, выявляя и выделяя сбои в работе системы, советские люди, по сути дела, в значительной мере разоблачают сами принципы функционирования режима.
Разоблачают «гости»
Это неосознанное разоблачение реальности советской жизни особенно отчетливо заметно в очень специфической категории писем — тех, что написаны бывшими жителями деревни, получившими образование в городе (в партийных школах[287] или просто рабочих, оказавшихся под влиянием государственной пропаганды). Возвращаясь к себе в деревню, они бывали потрясены несоответствием того, что им внушали, и реальной жизни. Они болезненнее других относятся к компромиссам повседневного существования и разоблачают кулаков, «засоряющих» колхозы{847}. Но еще чаще они пишут о том, как работают местные власти.