«Прекратите издевательство!
<…>
Ровно шесть м-ц мы ходили во все организации и жаловались но каждая наша жалоба встречалась сочуствия, сожаления, возмушение <…> но надо сказать до сегодня я семой с маленьким ребенком с прошлого года не могу попасть в свою комнату и вынужден мытарствовать по городу»{883}.
Сомнительно, что ему принес облегчение ответ городского бюро жалоб, согласно которому задержки в производстве работ связаны с «недостаточностью стройматериалов», а в целом ремонт должен быть завершен в «строительный сезон 1933 года». Учитывая, что ответ датирован октябрем, этот прогноз представляется весьма оптимистичным!
Влияние обращений на политику властей крайне ограниченно. Мария Ульянова стремится такого влияния добиться{884}. Предполагается, что резолюции и многочисленные сводки жалоб, которые она пишет, информируют руководителей самого высокого уровня и тем самым способствуют улучшению участи советских людей. Успех этой деятельности оценить трудно. Сама Ульянова, как мы видели{885} связывает целый ряд резолюций Комиссии советского контроля с желанием исправить недостатки, на которые указывают авторы писем, например, такие как увольнения на основании «секретных характеристик»[292]. На деле она, по-видимому, преувеличивала степень эффективности этой деятельности. Решения, которые принимались в бюро жалоб, органами РКИ или КСК никогда не ставят под сомнение государственную политику. Они никогда и ни в чем эту политику не меняют. Мы видели, что письма — и анонимные, и подписанные в том случае, когда в них содержались слишком резкие нападки на власть, передавались политической полиции. Можно себе представить, хотя и нельзя документально подтвердить, какие кары и санкции за этим следовали. А.И. Капустин, возглавлявший отдел писем «Правды» так описывает эти репрессии:
«И, однажды, весной этого года, когда эти письма стали поступать, к нам приехал один человек из Ново-Александровского района нач. НКВД Светличный (или Алексеевского) с шестью такими письмами, подписанными одними и теми же лицами коллективно. И когда я довел об этом тов. Ровинского, Ушеренко и Мануильского, мне предложили передать его вместе с письмами в органы НКВД и я это сделал. В секретном отделе редакции имеется расписка работника НКВД об из'ятии этого человека»[293].[294]
Точно так же, когда события, о которых сообщается, слишком открыто ставят под вопрос проводимую политику, решения всегда принимаются в пользу власти. Когда несколько рабочих с завода им. Землячки решают начать забастовку, протестуя против принятия новых норм выработки, их выгоняют за это с работы. Они пишут о своих трудностях в «Правду», но ответ только подтверждает это увольнение{886}.
Так, в частности, происходит с письмами «приехавших погостить»: когда они выступают против местных властей, чаще всего их обращения остаются без удовлетворения. Как правило, ответы свидетельствуют о бесцеремонности, которую с трудом можно себе представить. Длинное подробное письмо отставного солдата Красной армии о непорядках, которые ему случилось увидеть недалеко от Котельников, в основной своей части не принимается во внимание районным комитетом, проводившим расследование: только один председатель сельского совета смещен со своего поста за пьянство. Все остальные нарушения — не более чем «исключения», клевета и преувеличения. Власти отвечают так общо, что можно усомниться, читали ли они вообще письмо{887}. Такие «посторонние», как правило, воспринимаются как надоедливая помеха.
«Беда вся в том, что тов. М. приезжая в деревню не заявился в волком ВКП(б) и в ВИК и не узнал истинного положения вещей, кроме этого мне удалось выяснить, что тов. М. писал письмо во ВЦИК о том, что не верно учитывают кулаков, явно поддерживая сторону последних. Проще говоря приезжая в деревню попал под влияние кулаков, послушал их разговоры и представил себе все в другом свете “поплыл по течению” его неверное представление о деревне заставило написать письмо Секретарю Губкома партии»{888}.
292
Эти сведения, главным образом относительно социального происхождения, передавались на предприятия из различных властных инстанций и являлись основанием для увольнения, причины которого уволенному не сообщались и которого нельзя было оспорить.
293
Текст, как мы видим, двусмысленный. Его можно истолковать и так, что в редакцию «Правды» пришел человек по фамилии Светличный. Но это противоречит общему содержанию записи. См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп . 120. Д. 318. Л. 81.
294
Речь идет о письмах с жалобами на использование НКВД физических пыток во время допросов.