Доносительство в СССР тридцатых годов — акт политического насилия. Почти полное исчезновение слова «донос» из русского языка совершенно не означает, что то же самое случилось и с самим действием. Широко применявшиеся в напряженные периоды, регулярно потрясавшие жизнь страны, доносы помогают власти собирать сведения, разоблачать «врагов» с несомненным результатом. Кампании самокритики, чистки и репрессии конца тридцатых годов, таким образом, действительно позволили многим свести личные счеты. При этом авторы сигналов совсем не обязательно являются добровольцами по проведению сталинских репрессий в жизнь. Они знают, как использовать систему в своих интересах, виртуозно владеют языком власти и умеют на нем говорить. Диапазон стратегий, исследованных в этой книге, подчеркивает способность населения приспосабливаться. То, что частью авторов движет личный интерес, не должно заслонять от нас основных корней явления: социальную напряженность, нужду, голод и повседневное насилие. Было бы ошибкой представлять доносительство лишь как простой инструмент, предназначенный только для того, чтобы избавляться от соседа или неудобного человека. Если бы доносившие не имели другой цели, кроме мести и желания причинить зло, «результаты», весьма малоубедительные, привели бы к постепенному угасанию практики.
Добиться решения своего вопроса трудно, даже когда речь идет о низменной мести, но это, похоже, никак не гасит энтузиазм населения. Практика «сигналов» не уходит из жизни советских людей с началом войны. Напротив, она продолжается и еще более энергично — после 1945 года и так вплоть до самых последних лет существования Советского Союза, в котором Комитет народного контроля действует как далекий наследник институтов, которые мы изучали. Жалобы и порядок их составления продолжают быть предметом официальных брошюр{906}. Это означает, что они действительно соответствуют потребности, необходимости: речь идет о социальном клапане. Очень тяжелые условия жизни и работы в СССР периода коллективизации и индустриализации выносить было чрезвычайно трудно. В этих обстоятельствах организованное вытеснение различных форм политического и социального протеста превращает письмо к власти в единственно допустимый способ выражения неудовлетворенности, недовольства. Забастовки, демонстрации, партии или политические течения, но также восстания или городские беспорядки подавляются методично и беспощадно. Сигналы, следовательно, являются способом заявить о своем неблагополучии. Впоследствии социальные изменения уже не столь значительны, но именно невозможность облечь в иную форму свой протест обеспечивает сохранение практики.
Этой потребности населения соответствует представление о государстве, весьма распространенное среди «профессионалов» работы с жалобами и в официальной пропаганде: о государстве как единственном собеседнике населения, способном решать самые мелкие проблемы советских людей. Большая часть сотрудников аппарата по улавливанию недовольства были движимы желанием максимально хорошо разрешить проблемы, с которыми столкнулись их корреспонденты. Доказательство тому — многочисленные случаи, когда Калинин и его подчиненные вступались за тех, кто к ним обратился. Почти маниакальное внимание Марии Ульяновой к работе областных бюро жалоб, серьезность и профессионализм, с которыми ее службы работали над столь различными проблемами как незаконное проникновение кулаков и, с другой стороны, производство одежды в Москве или книги жалоб в советских магазинах, доказывают их добросовестность.
Система тем не менее и в этом случае принципиально неэффективна. Обращения советских людей ничего не смогли изменить в сталинском СССР, даже в малозначимых областях. В этом убеждают множество отчетов, информирующих об одном и том же недостатке в работе на протяжении целого десятилетия. Бюро жалоб и другие учреждения не имеют прежде всего достаточно персонала, чтобы решить вопросы, которые ставит перед ними население. И главное, им не хватает воли и политических средств, чтобы действовать. Меры, которые они могут принять, слишком ограниченны, чтобы бороться с недугами, которые они берутся лечить: насилие, экономическая и социальная неэффективность являются неотъемлемой принадлежностью сталинской системы.