Очень многое ему стало просто неинтересно. Вроде бы, если взять пример той же Кубы, он для себя думал о том, что там можно было бы сделать в ситуации, когда открылось окно для демократизации. Но совершенно не верил в возможность практических шагов и участия в них – свою порцию ненависти, как убийственную дозу радиации, он уже получил. Еще не хватало обрести славу либерального интервента! И когда коллега Гайдара Михаил Дмитриев пришел к нему с идеей заняться чем-то практическим на кубинском направлении, Егор просто равнодушно предложил попросить в приемной телефон одного толкового человека из МИДа, находившегося на связи с кубинскими верхами.
К концу жизни он много лет уже не участвовал – в прямом смысле – в политике. Не был партийным лидером. Однако оказалось, что смерть Гайдара – удар, от которого либеральное и демократическое движение как политическая субстанция и как направление мысли так и не смогло оправиться.
Не хватает Гайдара как экономиста – а как на самом деле? Не хватает Гайдара-политика – а как себя вести? Не хватает Гайдара как морального авторитета – что делать? Пропала опора, и исчез эталонный метр.
Образовалась пустота. И каждый теперь может представлять на свой лад – а что делал бы Гайдар в той или иной ситуации, если бы остался жив.
Но иногда кажется, что такая ситуация и непредставима вовсе. Он словно бы послал месседж: а теперь, ребята, сами, своим умом, в соответствии со своей совестью и представлениями о добре и зле. И о границах возможных компромиссов с властью.
Костыля больше нет. Позвонить и спросить, как действовать, не у кого.
Биография Гайдара, как это ни покажется странным, напоминает историю выдающегося спортсмена – футболиста или хоккеиста. То есть человека из командного вида спорта. О нем и вспоминают, как вспоминали бы старшие и младшие игроки команды, видевшие в нем лидера. Или как тренеры, которые или восхищаются любимым учеником, или крайне недовольны течением его карьеры, или даже ненавидят его самого за нарушение тренерской установки. Как и в спорте, у Гайдара и в «игровой», и в «тренерской» карьере были свои поражения и победы. И непростые отношения со «Спорткомитетом». Он, как большая фигура в спорте, оставил после себя множество книг, в том числе о теории и практике «игры». Главное – всегда была своя команда.
Ни об одном постсоветском государственном политическом деятеле не говорят, что у него была своя команда. Только у Гайдара она была. Пусть период ее существования был очень короткий. Когда Егор во второй раз пришел в правительство, команды у него не оказалось. И, поняв, что момент, когда он заново сможет ее сформировать, так и не наступит, он из правительства ушел. Не захотел играть без команды.
Спортсмены, надорвавшие здоровье на пике карьеры, иной раз умирают рано. Иногда не могут найти себя в обычной жизни. Великий футболист Эдуард Стрельцов, по свидетельству его друга, замечательного журналиста Александра Нилина, куривший по две пачки в день и иной раз злоупотреблявший водкой, занимал себя тем, что обкладывался атласами и решал кроссворды.
Кстати, Стрельцов, как и Гайдар, умер в 53 года. Груз славы, тех самых поражений и побед, отчаянной любви, безудержной ненависти и безнадежного непонимания нести трудно.
Да, мы живем в мире, построенном Гайдаром. Со всеми его компромиссами. И со всем его непробиваемым реализмом – пониманием того, что всего и сразу добиться невозможно, хотя надо быть всегда готовым к использованию «окон возможностей», даже если они больше напоминают «форточки».
У заслуженно популярных ученых – экономиста Дарона Аджемоглу и политолога Джеймса Робинсона – есть книга, в чем-то напоминающая «Долгое время» Гайдара, в русском переводе она называется «Почему одни нации богатые, а другие бедные». Их ключевая идея состоит в том, что нации с экстрактивными институтами, то есть работающими на правящую элиту и предполагающими чрезмерное влияние государства на все процессы, могут достичь успеха, но очень короткого и за счет населения и извлечения ренты из национальных богатств в свою пользу. А это означает провал государства и многолетние проблемы. Инклюзивные же институты раскрепощают и вовлекают через механизмы демократии и рынка силы общества в развитие страны. И тогда экономический рост оказывается долговременным и устойчивым. Не за счет мускулатуры государства и его устрашающего «бодибилдинга». Так вот Егор Гайдар строил в стране инклюзивные институты. На их основе стал возможен рост, стала возможной – пусть и на исторически короткое время – реализация прав и свобод человека и гражданина, зафиксированных во второй главе российской Конституции 1993 года. Часть институтов позже была уничтожена, часть – превратилась в имитационные. Но пример и прецедент формирования, существования и работы инклюзивных институтов Гайдар создал.