Э-эх! Какие времена! Счастливые, а я их не ценила. Думала, так будет всю жизнь. И вот вам, пожалуйста, все как в песне поётся: «Красивая и смелая дорогу перешла…»
Чур меня, чур! Юлька, что ли, красивая? Урода эта кривоногая? И в подмётки мне не годится.
Конечно не годится. Я и умница, и красавица…
А вон до чего дожила: Женька не меня везёт в кругосветку, а какую-то кривоногую Юльку!
Мою, кстати, Юльку! Лучшую подругу!
Пока я горевала, мужики вновь вернулись к своим замыслам.
— Теперь ты, Тасик, — деловито распорядился Архангельский, — расскажи что там с цехом.
— Все в порядке, — поспешно откликнулся Тасик. — Договор железный, цех наш. В цехе все есть. И строгальные станки и долбёжные. В общем все. Можно сложные изделия делать, а можно простенький погонаж гнать: рейки, плинтусы, обналичку.
— А инструмент, — с важностью осведомился Архангельский.
— Инструмент — это не моё, — угас Тасик.
— В порядке все с инструментом, — подхватил эстафету Женька. — Все достал: и фрезы, и пилы, и резьцы, и все остальное. Много чего. В общем, все по тому списку, который Тасик дал.
«Ага, — подумала я, — значит правильно угадала, зачинщик все-таки Тасик.»
— Отлично, — подытожил Архангельский, — тогда считаем «капусту». Вить, так что там у нас выходит, просвети господ.
По поводу «капусты» Пупс докладывал без должного энтузиазма, но проект новоиспечённого начальника не забраковал.
— Я тут все прикинул, — с профессиональной озабоченностью сообщил он, — если лес поступит за четверть цены, как обещал Иван Фёдорович, если электроэнергию воровать, ну и на зарплате рабочим поприжаться, тогда, думаю, рентабельность в триста двадцать процентов вырисовывается, но пока лишь на бумаге.
«Рисовали на бумаге да забыли про овраги,» — подумала я, безмерно горюя, что не могу с присущей мне прямотой сказать этого вслух.
— С зарплатой не будет проблем, — оптимистично оповестил подельников Тасик. — Когда цех смотрел, с аборигенами пообщался. Это же не Москва. Там, в этой Богом забытой Алексеевке, народ вообще забыл как выглядят «бабки». Натурой друг с другом расплачиваются, — хихикнул он и серьёзно добавил: — За двадцать процентов от московских зарплат обещали горбатиться, как рабы на плантациях.
— А транспортные расходы? — сразу же озаботился умный Пупс.
— Не боись, — успокоил его Архангельский. — В эту, Богом забытую Алексеевку, ветка есть. Прямо вагонами лес подавать и будем. И так же гнать готовую продукцию обратно. Даня на железку имеет выходы, обещал все сомнительные позиции с дорогой утрясти. Да-ня! — зычно разбудил он его. — Подъем!
Даня мгновенно проснулся — вот бы порадовалась Тамарка, которая часами будит его.
— Утрясу, -поспешно заверил Даня.
— Во что это счастье обойдётся? — бухгалтерски въедливо поинтересовался Пупс.
Даня гордо рапортовал:
— Маневровый тепловоз отволочёт вагон со станции назначения к цеху за бутылку, ну, может за две. Бутылку, конечно, не машинисту, а начальнику станции, моему другу. Он выпить не дурак, но больше двух не осилит. Жена строгая.
— Добро, — обрадовался Архангельский.
— Добро, — загалдели мужики.
А я подумала: «Их бы устами, да мёд пить. Как складно у них все выходит и, главное, затрат никаких. Там за бутылку, там за полцены, там вообще даром. Это какие же таланты столько лет пропадали! И неожиданно обнаружились. Ну прямо как в сказке: лежал-лежал Илья Муромец на печке до сорока лет, а потом как вскочил да как начал горы воротить…
Ох, чует моё сердце, быть беде.»
— Вить, так что там теперь с «капустой»? — поинтересовался Тасик.
— Как просили, четыреста процентов — жизнеутверждающе сообщил Пупс.
«Странно, что не пятьсот,» — изумилась я.
— Так! — с необъяснимым подъёмом воскликнул Архангельский. — Считаем «капусту»! Станислав, что там у нас с производительностью цеха, если погонаж шуровать?
— Ну-у, — замялся Тасик, — если усредненно, то пять, от силы шесть тысяч погонных метров в смену.
— Добьёмся шести, — решительно отмёл сомнения Архангелький.
— Так можно, ведь, и в две смены, — удивительно бодро предположил Даня.
«Вот чем надо его будить, — прозрела я. — Просыпается только при слове „капуста“. Надо мою Тамарку просветить.»
— Работать будут в три смены! — воодушевлённо постановил Архангельский. — Шесть множим на три. Итого… Итого… Витек? — обратился он за помощью к Пупсу.
— Восемнадцать, — компетентно заверил Пупс в том, что очевидно и первокласснику. — Выходит восемнадцать тысяч погонных метров в сутки.
— Ого! — обрадовался Архангельский. — Крепко. А в месяце двадцать два рабочих дня. Восемнадцать на двадцать два, получается…
Учитывая, что бедняга затруднялся помножить шесть на три, Пупс не стал дожидаться от Вани подвигов в более сложных подсчётах. Тут же с эффективностью калькулятора он подсчитал сам и огласил результат:
— Триста девяносто шесть тысяч погонных метров изделий.
Мужики удовлетворённо загалдели.
— Это вы ещё цен не знаете, — торжествуя, заявил Архангельский. — Даня, доложи господам, какова средняя цена на фрезерованный погонаж.
— Собрал все данные по оптовым поставщикам такого рода товара, — важничая, сообщил Даня, — и получается, что меньше, чем доллар за метр наша продукция стоить не может.
Я быстро умножила триста девяносто шесть тысяч метров на один доллар и задохнулась от удивления: «Триста девяносто шесть тысяч долларов в месяц?! На пустом месте?»
Архангельский так быстро считать ещё не привык, а потому снова обратился за помощью к Пупсу.
— Только на одном этом цехе доход составит почти четыреста тысяч долларов в месяц, — подытожил Пупс. — А расходы, при уже определённом уровне рентабельности, лишь одну пятую часть дохода, то есть около восмидесяти тысяч долларов. Итого чистой прибыли — почти триста двадцать тысяч долларов в месяц.
— Это же на каждого получается… — задохнулся от счастья Даня.
— Шестьдесят четыре тысячи долларов, — незамедлительно высчитал Пупс.
Мужики оживились. Я схватилась за голову: «По миру пустит Даня Тамарку. Куда эти уроды вляпываются?!»
Разумный Пупс в ликовании участия не принимал и даже попытался его приостановить.
— С этой суммы нужно налоги заплатить, — напомнил он, — и ещё эти, как там Иван говорит, раздачи…
— Все устрою в лучшем виде, — оптимистично пообещал Архангельский. — Уже и коны набил. В пять «косых» зеленью уложимся за все про все.
— Так ведь налогоблагаемая база, косвенные налоги… — принялся мямлить Пупс, но Архангельский неугодные речи в корне пресёк.
— Брось ты свою экономику, Виктор! — снисходительно посоветовал он. — В России другие законы. Не довела тебя бухгалтерия до добра и никого не доведёт. Тут трясти надо, а не думать. Сказал же: все устрою. Слепо следуйте за мной, и завтра мы будем миллионерами!
Наступила тишина.
Образная тишина. Даже перед моими глазами простёрлись бескрайние поля, густо засаженные «капустой». Даже я растерялась: что со всем этим богатством делать? Как тратить его? С чего начинать? Бог мой! Тут же непочатый край работы! Бегай по магазинам хоть круглосуточно и до смерти не потратишь!
Да-аа, опешила даже я — человек неистощимой фантазии. Великие же комбинаторы, думаю, просто страдали от беспомощности перед такой горой «капусты», ломали голову куда её деть? Как от жён заначить? Это же не десятка, не запихнёшь под тумбочку или в носок. Шутка ли, насчитали каждому чуть ли не по «лимону» долларов годового дохода!
«Если эти комбинаторы пролетят, — ужаснулась я, — Тамарка точно сойдёт с ума. От горя. А если не пролетят, все равно сойдёт с ума, но… тоже от горя. Ха, если Даня заработает „лимон“, то выходит, что Тамарка неправа: Даня оказался её умней, хотя Тамарка столько лет убеждала мужа, что нет его тупей на свете.»