Островский сообщал Бурдину намеченное им распределение ролей. Бурдин предложил свой вариант распределения и прокомментировал его, обратив внимание драматурга на новичков: "Я думаю, что Брошель будет очень мила в роли Верочки, эта девушка с большим огнем и правдой. {…} Сазонов тоже будет недурен в одной из ролей — Недоноскова; это молоденький мальчик на роли любовников" [2].
Труппу Александрийского театра писатель впал очень хорошо, но "молоденького мальчика" Сазонова пока не приметил. Он доверился Бурдину, и Сазонов играл в «Шутниках», правда, не Недоноскова, а Недоросткова.
Премьера состоялась в бенефис Ф. А. Бурдина. Спектакль имел большую прессу, многие известные критики отозвались о нем. О Сазонове — ни слова. Конечно, трудно рассчитывать на внимание критики, когда ты начинающий актер, играешь маленькую роль, а рядом с тобой знаменитый премьер — В. В. Самойлов. Но Сазонов уж очень хотел обратить на себя внимание. Потом вспоминал, что в этой своей первой роли Островского, пользуясь тем, что в спектакле каждый играл, так сказать, "за себя", он, стараясь вызвать смех публики, проделывал даже всякие водевильные фортели. Но и это не помогло, его все равно не замечали, а вот недовольство партнеров он на себя навлек. Самойлов сделал ему внушение. И первое выступление Сазонова в пьесе Островского запомнилось, пожалуй, только самому актеру.
Если в «Шутниках» Сазонова просто не заметали, то в "Горячем сердце", где он сыграл роль Васи Шустрого, пресса отозвалась о нем критически. Роль Васи, казалось бы, создана для актера, но тем не менее ни публика, ни критика не были удовлетворены этой сазоновской ролью. В чем тут дело?
В черновом автографе "Горячего сердца" (1869) есть подзаголовок: "Комедия из народного быта с хорами, песнями и плясками в 5 действиях". Резкие, гротескные характеры, элементы карикатуры и буффонады, обилие песен дали повод к противоречивым ее толкованиям. Одни сближали комедию с напечатанной в том же номере "Отечественных записок" "Историей одного города" М. Е. Салтыкова-Щедрина, другие сопоставляли с водевилями и даже опереттами. Эти крайности в трактовке пьесы сказались при сценическом воплощении многих персонажей, в том числе и Васи.
Разудалый Вася — Сазонов, сын разорившегося купца, вызывал симпатию, когда проникновенно пел старую песню "Черный ворон, что ты вьешься над моею головой?". Он парень «балованый», и потому в люди идти от "этакого-то климату" ему неохота. Рассказ о фантастических чудачествах Хлынова и его «атютантах» Сазонов вел с упоением, в свойственной ему напевно-протяжной «купецкой» манере, не обращая ни на кого внимания, не слушая реплик и вопросов окружающих. Он снова будто перенесся на эту хлыновскую чудо-лодку, где все одеты в бархат и шампанское льется рекой. Вася не выдерживает требований горячего сердца Параши, он не может откликнуться на ее призыв. И как тут не вспомнить, что Вася пошел в шуты к Хлынову, что его девиз "своя-то рубашка к телу ближе", что Аристарх говорит о нем: "душа-то коротка", а честный Гаврило называет его прощелыгой. Сложность характера была упущена, Сазонов играл купца-песенника, и не более того.
Некоторым утешением ему могло служить то обстоятельство, что не только он, а многие именитые артисты потерпели в этой непростой пьесе неудачу. Не получился Градобоев у Самойлова, и роль эта вскоре была передана другому актеру. Бурдин грубо комиковал в роли Хлынова, хотя Островский предупредил его: "…берегись фарса — лучше не доиграть, чем переиграть" [3]. Не стяжали лавров и П. Васильев и Линская в ролях Курослепова и Матрены. Короче говоря, спектакль не удался. Для Островского премьера "Горячего сердца" в Петербурге была, по его словам, трудно переносимым горем.
На первых порах Сазонов играл далеко не главные роли в пьесах Островского. Но в некоторых из них он добился серьезного успеха. Так, например, критика выделяла комедийный дуэт Сазонова и Е. И. Левкеевой в ролях Елеси и Ларисы в пьесе "Не было ни гроша, да вдруг алтын".
Большой удачей актера была и роль Дормедонта в "Поздней любви" (1873). Островский считал, что "вся сущность комедии в Николае и Людмиле" [4]. Роли эти играли А. А. Нильский и Е. П. Струйская, а вот вниманием публики завладел Дормедонт, персонаж второстепенный. Глуповатый, но честный Дормедонт, вздыхающий по Людмиле, которая безоглядно любит его старшего брата, промотавшегося адвоката Николая, вызывал участие зрителей. Сильно проводил Сазонов сцену со стариком Маргаритовым, напрасно подозревавшим Дормедошу в краже векселя.
Елеся, Дормедонт, Буланов ("Лес") — несомненные удачи Сазонова. Актер нравился Островскому. Недавний опереточный премьер стал участником почти всех его спектаклей на Александрийской сцене.
Сазонов всегда придавал большое значение своим партнерам. Многие премьеры весьма безразлично относились к «антуражу», некоторые даже считали, что, чем слабее окружение, тем лучше — на таком фоне проще выделиться. Практика провинциального театра с укоренившейся системой гастролерства поддерживала подобную точку зрения. Сазонов не мог осознать, что такое ансамбль (это понятие придет в театр позже), но тенденция к подлинно творческому союзу, к общению на сцене, к партнерству была ему свойственна.
Основной исполнительницей молодых героинь Островского в Александрийском театре в 1860-х — начале 1870-х годов была Е. П. Струйская. Стройная, красивая брюнетка с приятным голосом и обаятельной улыбкой, она хоть и пользовалась успехом во многих ролях, но обладала бросающимся в глаза недостатком. Она злоупотребляла сентиментальным нажимом, за что ее окрестили «слезоточивой». Зная эту свою особенность, на которую указывала ей критика, Струйская иногда старалась прикрыть избыток театральной чувствительности молодцеватостью и ухарством. Именно неуместное ухарство отметил в Струйской — Параше из "Горячего сердца" А. С. Суворин. Порой она подражала Сазонову в обрисовке русских типов — его размашистым жестам, протяжным интонациям, бесшабашному удальству. Но никакое подражание в искусстве никогда не приводило к успеху. Манера Струйской обросла штампами и испытанными приемами. Островский сетовал на то, что актриса опошляла его образы. Такая партнерша Сазонову была не нужна. Судьба распорядилась так, что в то время, когда Сазонов, подобно Несчастливцеву, искал молодую актрису, которая выступала бы вместе с ним, именно в это время в столице появилась молодая дебютантка — Мария Савина.
Весна 1874 года. В Александрийском театре идет комедия В. А. Крылова "По духовному завещанию". В розовом ситцевом платье, наброшенном на голову платке, заколотом у подбородка, пугливо озираясь, вошла молодая девушка и робко сказала: «Здрасьте». Поздоровалась со своими родственниками бедная сирота Катя.
Символическое «здрасьте»! Это в роли Кати произнесла свое первое слово со сцены Александрийского театра провинциальная актриса Мария Савина.
Звезда ее взошла стремительно. Двадцатилетняя провинциалка быстро завоевала известность в Петербурге. На ее спектакли билеты брали с бою, актеры добивались ее участия в своих бенефисах. Островский был в восторге от нее и назначал ей роли в пьесах, которые еще только писал. Очень скоро Савина будет протежировать, помогать, диктовать. Но на первых порах ей, как и всем, нужна была поддержка. "Пришла я на сцену как в лес, и если бы не Сазонов, совсем пропала бы — таким холодом обдали меня императорские артисты", — вспоминала потом Савина [5]. Сазонов сразу же увидел в ней свою будущую партнершу.
В упомянутом дебютном спектакле Савиной "По духовному завещанию" Сазонов играл Бориса Прогалинова, сына небогатой помещицы. Это он, узнав, что бедной швее Кате отец оставил громадное наследство, принимается ухаживать за ней, намерен жениться. Но когда выясняется, что наследства-то никакого нет, он тут же отказывается от данного слова. В исполнении Сазонова этот молодой человек сочетал робость и наглость, искательство и злость. Естественное благородство савинской Кати оттеняло порочность сазоновского героя.
В том же году Сазонов вместе с Савиной выступил в мелодраме Н. А. Потехина "Злоба дня". Юная аристократка, петербуржанка, как тогда говорили, Елена Градищева вынуждена выйти замуж за Сергея Хлопонина, сына миллионера-откупщика, в руках которого векселя ее отца.