Обоих наших актеров драматург хотел занять в главных ролях "Последней жертвы". Но при распределении ролей произошел эпизод, вызвавший огорчение Островского и оживленно обсуждавшийся актерами и близкими к театру людьми. "Сазонов непременно должен играть Дульчина, я для него писал эту роль, так и скажи ему!" [9] — писал Островский Бурдину 29 октября 1877 года. Но актер решительно отказался от этой роли. Тогда Островский обратился к Сазонову со специальным письмом: "Будете Вы играть Дульчина или нет — от этого, по моему мнению, зависит успех пьесы, — писал он, — вот почему я и прошу Вас убедительно взять эту роль" [10]. Но и это ничего не изменило. Ответ Сазонова был непреклонный: "Роль в моем исполнении не может выйти удачной. Бывают случаи, когда актер не может взять верного тона, и это именно грозит мне теперь. Одно сознание, что роль мне не по силам, погубит ее окончательно. Вы не можете сомневаться в том, что я желал бы сделать для Вас все, что в моих силах, но добросовестно ли будет с моей стороны, если я возьмусь за роль, которой Вы сами придаете такое значение, и, испортивши ее, поврежу если не успеху пьесы — я в нем не сомневаюсь, то общему ансамблю, и обману тем Ваши ожидания" [11]. Однако, не желая упускать случая выступить в новой пьесе Островского, он предложил себя на роль Дергачева, которая по объему раза в три меньше роли Дульчина.
Обычно премьеры отказываются от небольших ролей, предъявляя свои права лишь на главные. В данном случае произошло наоборот. Такое неожиданное для всех решение породило различные толки.
Для нас интересны тут и мотивы сазоновского отказа, и выбор Островского. Предназначая роль Дульчина Сазонову, драматург признавал тем самым, что актер может решать непростые психологические задачи. Ведь Вадим Григорьевич Дульчин не ординарный обманщик, в нем есть обаяние, широта, блеск. Этому вертопраху не чужды и угрызения совести. После того как на роль Дульчина вместо Сазонова был назначен jeune premiere М. М. Петипа, Островский писал Бурдину 25 ноября 1877 года: "Попроси от моего имени Петипа посерьезней отнестись к роли" [12]. Посерьезней. Вот чего ждал Островский от исполнителя роли Дульчина.
Отказ Сазонова обидел Островского, но его отношение к актеру не изменилось. И в следующей своей пьесе (а это была "Бесприданница") Островский хотел видеть Сазонова в сложной психологической роли Карандышева. Сазонов же отказался опять. Нет, Островский не должен подумать, что Сазонов вообще не желает играть в его пьесах, да это и не так на самом деле, он готов играть Вожеватова, Робинзона, но только не Карандышева. И на премьере Сазонов играл Вожеватова.
Итак, в конце 1870-х годов, после Платона и Белугина (о нем речь впереди), Островский видел в Сазонове «своего» актера, способного воплощать сложные характеры.
А как объяснить отказы Сазонова от ролей Дульчина и Карандышева, омрачившие те плодотворные творческие взаимоотношения с Островским, в которых автор был весьма заинтересован?
Сазонов не вполне представлял границы своих возможностей. Ободренный вниманием публики и критики, он считал, что ему подвластны героические и трагические роли, и полагал, что на этом поприще может достичь еще более высоких результатов. Он был признанный премьер — этого ему было мало, он был любимцем публики — и этого было недостаточно, он был, наконец, модой столицы, молодые люди подражали ему. и это не давало полного удовлетворения. Сазонов всерьез начал подумывать о том, что он мог бы стать актером властителем дум. И для этого, как ему казалось, надо выступать в ролях, воплотивших идеалы времени. Подобных героев в 1870-е годы приветствовала критика. Достаточно было Сазонову в свой бенефис выступить в роли честного труженика земского врача Причалова в заурядной пьесе В. А. Крылова "Змей Горыныч", как А. Н. Плещеев написал: "Бенефициант был встречен крайне сочувственно. Никто из наших артистов не пользуется таким расположением публики, как г. Сазонов" [13]. И недавние его выступления в ролях Грунцова и Платона показали, что успех актера зависит не только от его игры, но и от того, кого он изображает. Сазонов решил перейти на роли героев. Конечно, он может сыграть эпизодическую характерную роль, но не здесь уже были его главные интересы. И если думать о крупных ролях, то это уж никак не обманщик Дульчин и не Карандышев — "маленький человек", ставший убийцей. Он готовил себя к Уриэлю Акосте (впервые сыграл в 1880 году), к Чацкому (впервые также в 1880 году), а в конце 1880-х годов рискнул сыграть Арбенина.
В этой ориентации на роли нового для него плана Сазонова поддерживала его жена Софья Ивановна Смирнова, писательница, человек сильного общественного темперамента, оказавшая большое влияние на личность актера. Но об этом речь пойдет далее. Сейчас же, сказав о причинах сазоновских отказов от двух ролей Островского, вернемся к совместным выступлениям Сазонова и Савиной в пьесах великого драматурга.
Мы остановились на "Последней жертве", где Сазонов роли Дульчина предпочел роль Дергачева.
Прихлебатель Дульчина, пользующийся его мелкими подачками и выполняющий за это поручения сомнительного свойства, Дергачев утратил чувство достоинства и озабочен только тем, чтобы «все» не подумали, что он нищий. Интонации Дергачева — Сазонова в диалогах с Дульчиным по большей части заискивающие и просительные. Ловкий психолог, Дергачев знает, при каких обстоятельствах можно выклянчить рубль, два, три или на худой конец "чего-нибудь мелочи". Если в общении с Дульчиным Дергачев — Сазонов ощущал себя вполне униженным и даже смешным, то со старухой Михевной он старался выглядеть солидно и забавно возмущался ее «невежественным» обращением «Герасимыч».
Драматическое содержание образа Юлии в исполнении Савиной отмечали все, причем особенно сильно это проявлялось в четвертом акте, когда героиня узнает об измене Дульчина. Бурдин сообщал автору после премьеры: "Четвертый акт кончился фурором, и Савина произвела потрясающее впечатление" [14].
Дергачев приезжает к Юлии от Дульчина сказать, будто тот уехал в Петербург за деньгами. Дергачев — Сазонов стыдливо выполнял циничное поручение. Его тяготила необходимость лгать, изворачиваться перед доверчивой Юлией — Савиной.
Юлия. Очень-то дурного ничего нет?
Дергачев. Не знаю, не знаю-с. Я все сказал, что мне приказано.
Юлия. А! Вы говорили, что вам приказано? Вы говорили не то, что было, что знаете, а то, что вам приказано; значит, вы говорите неправду, вы меня обманываете?
Фразы Дергачева — Сазонова: "Я все сказал, что мне приказано"; "Как я могу ответить вам на такие вопросы!"; "Меня послали к вам, я и пришел и сказал все, что велено", — выдавали его смущение, необходимость лгать и нежелание нанести ей рану. В этой сцене Дергачев, как и Юлия, представал жертвой Дульчина.
Большого успеха добились Савина и Сазонов, играя в пьесах Островского и Н. Я. Соловьева. Интерес зрителей держался прежде всего на них. Это относится решительно ко всем четырем пьесам соавторов.
В сонный уездный городишко приезжает губернский начальник, "великий лакомка по части хорошеньких женщин", а с ним чиновник, робкий молодой человек ("Счастливый день", премьера — 14 ноября 1877 года). Цель их приезда — ревизовать почтовое ведомство, которое давно развалил невежественный почтмейстер, помешанный на чтении газет и разглагольствовании о судьбах Европы. Дело берет в свои руки расторопная супруга почтмейстера, «напустившая» миловидную дочку Настю на прибывших чиновников. Настя кружит голову обоим, размякший генерал устраивает ее брак со своим подчиненным, чтобы затем сделать се своей любовницей. Попутно и другая дочь почтмейстера выходит замуж за уездного доктора. Две свадьбы в один день — "счастливый день". Водевильные ситуации, известные характеры. Наибольший интерес представляли сцены обольщения, которые вела Настя — Савина с Ивановым Сазоновым и генералом — Варламовым.
Если попытаться соотнести действующих лиц этой пьесы с «Ревизором», то получится, что почтмейстер, незаконно обложивший побором содержателей почт с каждого хвоста лошади, — ни дать ни взять маленький городничий. Его жена та же Анна Андреевна, правда побойчее и разворотливей. Дочь — вариант Марьи Антоновны.