Да, он способен; и это необходимо.
— Лонлас!
— Да, мадемуазель?
— Лонлас, бегите скорей!.. Найдите Жана... Быстро!.. Прежде чем он начнет... Скажите ему...
— Рейнольд подбирает мячи.. Он сейчас будет подавать... Подает...— произносит голос диктора.
— Поздно! Поздно!
И Женевьева опускает голову на здоровую руку. На этот раз она и в самом деле плачет. И это настоящие слезы.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Лонлас понимает, что надо оставить ее одну. Он всегда чувствовал себя безоружным перед женскими слезами. Изойти кровью, отдать всего себя в беге на десять тысяч метров,— это он мог, но он не натренирован на большие дистанции горя. Это не его специальность. И он не настаивает.
Она остается одна. Рука болит. Но еще сильнее болит другая рана, более глубокая, труднее переносимая, чем физическая боль.
Женевьева не в состоянии ничем помочь Жану.
И быть может, так лучше.
Успей Лонлас вовремя предупредить его, поражение, победа стали бы предметом торга. Теперь она знает, что любит его, и горячо желает, чтобы в сердце его одержало верх (даже над любовью!) то, что должно быть сильнее этого чувства,— прямота, порядочность, верность спортивной присяге, которую он дал, когда согласился воспользоваться своим шансом и выступить за свою страну.
Все теперь в его руках. Счастье их окажется под стать тем подлинным качествам, которые он сумеет проявить. Жребий брошен. Слышен лишь голос из приемника, искаженный голос, взволнованной скороговоркой произносящий обрывочные фразы, рассчитанные на массового слушателя. Но фразы эти не звучат нелепо. Так волнующа разыгрывающаяся драма, ставшая личной драмой и для Женевьевы.
— ...выглядит сильнее, чем когда-либо... Такое впечатление, что он хочет закончить, и чем скорее... ибо уже упало несколько капель... Подача Рейнольда... Мяч неотразим... Он ведет со счетом тридцать — ноль... Впечатление — точно Гренье выбит из колеи... лишен всякой реакции... Неужели он отдаст этот сет, как отдал последний?.. Рейнольд подает в третий раз...
Жан! Жан! Знал бы ты, насколько Женевьева мыслями с тобой, с каким жаром думает о тебе! Решение она приняла. Но хочет, чтобы ты был таким, каким она тебя вообразила и видит в своих мечтах. Она забыла о больной руке и подобна сейчас японским прыгунам на олимпийских играх, которые произвели на тебя такое впечатление. Как и они, Женевьева внутренне молится. И это за тебя она молится.
— ...Третий мяч Гренье отбивает исключительным ударом!.. Рейнольд едва-едва принимает... Гренье выходит к сетке... Не отходит от нее... Рейнольд прижат к задней линии... Пытается обвести его свечой... Гренье впервые за игру бьет смеш и... убивает мяч... Вы слышите крики толпы...
— Сорок— пятнадцать! — объявляет судья. Снова подключается диктор:
— ...На этот раз, кажется, Гренье решил не уступать... Он то яростно бьет, то прибегает к обводящим ударам... О! Он вынудил Рейнольда выйти к сетке!.. Вот он дает свечу... Мяч в меру высокий... Американец не поспевает за ним... и он падает на заднюю линию... Рейнольд снова подает... Гренье отбивает... Рейнольд бьет вдоль коридора... С удивительной силой и точностью Гренье отражает ударом слева. Рейнольд принимает... Нет, поздно!.. Мяч в сетке... «Ровно»!
Приглушенный голос судьи повторяет: «Ровно!»
...Первый мяч Рейнольда — «нет»!.. Второй мяч такой же стремительный... Но это явно не смущает Жана Гренье...
Он выходит на него и атакует. Рейнольд в свою очередь пытается обыграть его свечкой... Мяч его падает... вне досягаемости Гренье... Но нет!.. Последний вполоборота отбивает своим знаменитым смешем слева и одновременно подрезает его... Сильно срезанный мяч попадает на стороне Рейнольда в правый угол... как бы скользит в пыли сухой площадки... Рейнольд коснулся его, но мяч умирает у него на ракетке... «Больше»! Гренье ведет в этой первой волнующей игре пятого сета!.. Подача Рейнольда...
Из приемника раздаются крики толпы. Они разносятся и покрывают голос диктора. Последний почти орет, стараясь, чтобы его слышали:
— Мяч стремительно отбит!.. Неотразим!.. Гренье выигрывает игру... Вы слышите возгласы толпы!