Подумав об этом, попугай аккуратно отщипнул от початка несколько зёрен. Не торопясь, как бы растягивая этот момент, он размял их клювом и, прощупав языком рыхлую мякоть, проглотил. Вкус кукурузы медленно потёк по его горлу. Он был незнаком Марчелло. Да, какаду уже пробовал его минуту назад, но, попробовав, не испытал. То было обычное поедание и не больше. А теперь он вкушал осознанно, с чувством, понимая через это простое действие, как сильно отличается то, что пропущено через разумение мельком, от того, что постигнуто им неторопливо. Попугай опять подумал о чайке. Ему было приятно представлять её в сытости, смакующую кукурузную мякоть уже без всякого страха и спешки, и ещё к тому было приятно верить, что это происходило единовременно с его собственным блаженством.
Зной нарастал, а желающие искупаться в море всё прибывали. Их не пугал ни горячий песок, ни кусающееся солнце, ни близкое соседство с другими людьми, порой такое тесное, что их тела на ковриках оказывались буквально бок о бок. Пляж уже был полон и всё равно принимал новых отдыхающих, находя в себе место для всех, кто этого желал.
Лука и Кьяра снова купались в море.
Трапеза какаду тогда была уже окончена. Разморенный полнотой желудка и жарой он дремал, слушая говорливый фон пляжа будто музыку. Его веки были сомкнуты, однако не полностью, и это было сделано им совершенно намеренно. Пляжной суеты оказалось слишком много, чтобы попугай мог наблюдать её так долго. И всё же совсем её не видеть представлялось ему неправильным. Поэтому он закрыл глаза, оставив тонкую щель между веками, в которую картина окружающего мира не вмещалась, но была видна достаточно, чтобы знать, что она есть и при этом не раздражаться на её пересыщенную персонажами заполненость.
В таком состоянии Марчелло провёл не меньше часа и мог пробыть в дрёме ещё немало времени, если бы в его покой неожиданно не ворвался протяжный гудок, звучащий трубно с посвистом. Напуганный им какаду встрепенулся. В растерянности он не сразу посмотрел на море, а первым делом огляделся по сторонам, однако быстро заметил, как люди вокруг заинтересованно уставились вдаль, и тогда заметил недалеко в море парусник- богатую белоснежную яхту.
Корабли и лодки, которые Марчелло видел, когда ехал в автомобиле Луки, держались от берега далеко, а эта подошла к нему на такое близкое расстояние, что до плавающих в воде людей ей оставалось всего метров двадцать, не больше. Окружённая вниманием зевак, вся в звуках громкой музыки, она гордо высилась над людскими фигурками в воде, как будто принимая их поклонение. На палубе, все в движении были полуодетые молодые люди. Они танцевали, горланили песни и с визгом ныряли в воду, откуда, надурачившись, взбирались обратно и опять пели и отплясывали. Было очевидно, что компания пребывала в опьянении. Некоторые из гуляк так и валились с ног, но поддерживаемые своими ещё не совсем захмелевшими товарищами, продолжали развлекаться дальше.
Отдыхающие следили за происходящим с любопытством и некоторой завистью. Встречались среди них и такие, кто ворчал, жалуясь на шум и дурное поведение. Но их были единицы, да и те,– как выглядело со стороны,– выражали недовольство наигранное, больше порождённое желанием заявить о себе, нежели реально существующим раздражением. Особенно парусник привлёк пляжную молодёжь и ещё более вызвал интерес у тех из неё, кто представлял собой ярких модников, одетых и остриженных замысловато, украшенных рисунками и серьгами по телу. Появление яхты стало для них призывом. Позабыв об оставленных на берегу вещах, они плыли к веселящейся в воде компании и скоро отплясывали в числе прочих на палубе.
Работники береговой охраны пристально наблюдали за парусником, приметив его ещё тогда, когда он только появился на горизонте, идущий по ветру на вольной скорости. По их спокойствию можно было без труда определить, что подобное уже случалось здесь не раз и ничего дурного за собой не приносило. В местных водах это было не единственное такое судно, и его владельцы, как и хозяева других сходных по богатству и более роскошных яхт, часто устраивали себе шумные развлечения близ берегов. И пусть крупным лодкам не дозволено было подходить к зоне купания, привилегия состоятельности всё же позволяла делать это некоторым из них. Судя по всему, парусник с пьяной молодёжью был именно таким судном. И всё, что могла сделать береговая охрана- это наблюдать за ним, надеясь, что ничего дурного с его участием не случится. Так они и делали: стоя у перил вышки, просто смотрели на яхту сквозь стёкла своих тёмных очков и лишь ухмылялись, видя, как забавляются пьяные обитатели яхты.