За шторой из сырого ветра и дождя, за расписанными стекающей водой окнами кафе, окружённые пустыми столами и стульями, в ярком пятне цветов, взволнованные и робкие они были подобны бабочкам, когда те, влекомые благоуханием бутона, садятся на лепестки и чуть держась и вздрагивая, ощупывают их в поисках желанной сладости. Казалось, если бы возник внезапный звук, появился бы кто-нибудь рядом, или моргнул бы свет, тогда оба они, вспорхнули со своих и мест и закружили по кафе в исступлении, а потом… Потом, возможно, оставив страх и неуверенность, вернулись бы к алому букету и пили его нектар, не боясь, всё так же вздрагивая, но уже от восторга.
Это было красиво. Красивым был дождь за окнами, вымокшая площадь и залитый дождевой водой фонтан. Была красивой безлюдная пустота кафе, огромный сноп гербер и сама пара малознакомых, аккуратно изучающих друг друга молодых людей.
Как удивительно по-иному стал выглядеть город с той минуты, когда попугай заметил Розу и Тонино.
И ведь они тоже изменились.
Марчелло помнил, какой видел девушку всего пару часов назад. Она была той, привычной ему Розой неприметной глазу тихой служащей кафе. А сейчас в ней появилось что-то особенное, некое микро-мерцание, которое сделало её ярче. И даже выбившиеся из косы пряди волос. и всё в одежде девушки, до этого времени казавшееся попугаю небрежным, обрело такое обаяние, какого Марчелло до того дня не находил ни в одном человеке.
Удивительно, но простота и неподдельное смущение, с теми их признаками, в которых всякое движение тела искреннее, подкупили попугая, и сознание его, всегда требовательно ищущее изысканной красоты, умилилось красоте безыскусной, лишённой точности линий и гармонии форм.
Искренность- вот из чего была создана эта красота. Ей не нужны ни утончённость, ни гармония, чтобы сделать прекрасной любую форму и любую линию, потому что она- есть ажур, который украшает всё, к чему прикасается.
Тонино заинтересовал попугая ещё в тот день, когда скрываясь за струями фонтана следил за Розой. Уверенный в том, что никто его не наблюдает, юноша не пытался скрыть своих истинных чувств. Его любопытство, смущение и влюблённость были выражены искренне. Их Марчелло и увидел тогда. Это они так привлекли его в Тонино. А сейчас он видел искренность в Розе и открывал для себя уже её красоту.
Эта пара за столиком с белой скатертью и красными цветами, появись она на том же месте на час раньше, стала бы чудесным явлением в картине с мрачным фоном из пасмурного неба, грома и дождя. Наверное тогда, в сутолоке нагрянувших переживаний, попугай бы удивился возникшему контрасту и, не задумываясь- и, конечно же, ничего для себя не поняв, мысленно отделил бы унылый город от прелестной пары. Однако сейчас этого не произошло. Небо, промокший город и сам дождь виделись попугаю не такими мрачными. И причиной тому- Марчелло был уверен- послужили именно двое за столиком, в присутствии чарующей красоты которых, он ощутил непогоду как неотъемлемую часть происходящего, отчего увидел красивой и её тоже.
При этом он убеждал себя не оборачиваться и не смотреть ни краем глаза в сторону дороги и окна старушки, понимая, что улица разделена, и на той половине другое небо, другой дождь и происходит совсем не то, что хотелось бы видеть и совсем не то, о чём хотелось бы знать. В этом для попугая не было неясностей. Всё было определено: там- тоска и слёзы, тут- душевный покой и красота.
Но сколько времени он сможет не смотреть в ту сторону? Должен ли он всегда быть отвёрнут от неё? А на этой половине, всегда будет так красиво и спокойно, как сейчас? Не случится ли так, что и здесь ему придётся узнать о ком-то беспробудно-уснувшем или придётся услышать чей-то плач? В какую сторону ему нужно отвернуться в таком случае? Не будет ли и там рвущей душу печали?
Недовольно сощурившись, Марчелло повернул голову к комнате. В углу стоял шкаф, напротив него канапе и журнальный столик, на стене висели телевизор и две картины из чёрных и зелёных клякс- ничего, что могло бы опечалить или порадовать.
Попугай задумался. Глупо вертеть головой из стороны в сторону, избегая увидеть несчастье. В конце концов, начнёшь ждать его, подозревать, что оно вот-вот появится и надо будет успеть увернуться в нужный момент, чтобы случайно его не разглядеть. Так однажды или оторвётся голова, или не останется ни сил, ни желания вообще что-либо видеть и знать. Наверное, нельзя воспринимать мир только красивым или только ужасным. Нельзя закрывать глаза на печали и страхи и слепнуть, желая защититься от них видами одной лишь красоты. Но, также будет неразумно выхватывать только сложное или горестное, рыцарствовать, борясь с ним, чтобы не обмануться эфемерностью красоты. Нужно набраться храбрости видеть жизнь такой, какая она есть. Нужно видеть её всякую, но смотреть не пытливо, не вычерчивая контрасты между хорошим и плохим, не выискивая их, а иначе только и будешь делать, что искать.