На самом деле, ему было просто необходимо подумать. Близился Новый год, а он нелепо топтался в своих чувствах к Гермионе, не зная, как продолжать с ней общаться, но и не стоять потом под ледяным душем, едва удерживая себя от удара кулаком в стену от злости на собственные беспомощность и страх. Она сводила его с ума
Представляя свой отъезд, он рассчитывал обнаружить ее, уснувшей с книгой на диване в гостиной, и тихо поздравить с Рождеством, оставив свой скромный подарок под елкой, от которой у него уже слепли глаза. Ему даже мечталось, что он, собравшись с духом, поцеловал бы ее щеку, — эта мысль в равной степени заставляла улыбаться и испытывать приступ омерзения оттого, в кого он превратился рядом с Грейнджер. Когда-то он мог заполучить любую девушку, прижав ее к стене, а сейчас неделями готовился к тому, чтобы прикоснуться к ней. В итоге же Гермиона Грейнджер встретила Драко на пороге его комнаты с синим свитером в руках.
— Считай, что я обиделась на тебя, — крикнула Гермиона ему в спину, сжимая вязаную ткань в пальцах.
— К тому моменту, когда я вернусь, уже разобидешься, — донеслось из-за закрывающейся двери, а затем послышались его торопливые шаги по продавленным ступеням Хогвартса. И пока он спускался, перед глазами стоял ее образ в пижамных шортах и бежевом кардигане поверх тонкой футболки.
Какой же я идиот.
31 декабря 1999
Снежинки вихрями кружились в свете парящих свечей, весь потолок Большого зала был усыпан звездами, и каждые десять минут одна из них падала, а какой-нибудь ученик загадывал желание. В углах стояли внушительных размеров ажурные столы, на которых, пенясь, фонтаном разливались облепиховый пунш и шампанское. Маленькие феи кружили вокруг огромной душистой ели, чей аромат заглушал любые другие запахи, они разносили маленькие записочки с поздравлениями Тайных Сант и время от времени садились кому-нибудь на голову передохнуть. Золотые огни наряженного зала ослепляли Драко, и он, щурясь, пробирался сквозь толпу к своим друзьям, что с воодушевлением смеялись над Блейзом, у которого на голове плясали два маленьких крылатых человечка.
Его поражало, как преподаватели успели создать настолько ослепительную атмосферу праздника, что даже Драко не мог не отдать им должное. Они словно старались в этом году уместить все то, что омрачалось темной войной, как будто давали обещание, что подобного больше не повторится, лишь поверьте в волшебство предстоящего года. Оставалось только догадываться, как Хогвартс выглядел на Рождество. Он лишь знал, что Грейнджер почти не спала из-за возложенной на нее ответственности организовать Бал в ночь с двадцать четвертого декабря — как раз тогда, когда он сбежал домой, не готовый смотреть, как ее будут один за другим приглашать кавалеры с разных факультетов. Сегодня же, если верить ее словам, должна была состояться вечеринка, как только соберутся все гости и будут подняты первые бокалы. Школьники постепенно рассаживались за большим единым столом для всех факультетов — на празднование Нового года, как и на Рождество, почти никто не остался, словно люди еще опасались, что все может измениться, тьма опять обволакивающим облаком повиснет над их жизнями, поэтому они старались провести такие важные дни с близкими, с теми, кого боялись потерять.
Почему-то сразу вспомнился момент, когда предрассудки по поводу гриффиндорцев стали разваливаться в его зацикленном и настроенном на неприязнь мозгу, когда ему вдруг захотелось разговаривать с Грейнджер, слышать ее голос и спорить, пока один из них не срывался и не шел в библиотеку, чтобы проверить факты и ткнуть другого носом. Сперва он был уверен, что недостоин такой, как она, что слишком лицемерен для той, что переживала чужие потери сильнее, чем свои. Но своими улыбками, вечными доставаниями и попытками вывести его на эмоции она убедила его в обратном, только теперь он загибался в своей глупой вере в возможность обладать Гермионой, способностью назвать ее своей и не получить кулаком по скуле. Как там говорила Грейнджер? Есть пять ступеней в достижении луны, тогда он поднялся по первым. И за время, проведенное в Мэноре, он пришел к выводу, что обязан с ней поговорить. Ему претил страх ее реакции, в конце концов, ведь это просто жизнь, как она любила напоминать, и он наконец-то согласился с ней.
Тео приобнял его за плечи, что-то воодушевленно рассказывая и указывая пальцем на Поттера, что раздраженно глядел в их сторону, сложив руки на груди. Астория старалась поправить ему галстук, сунув свой бокал Дафне, с осуждением смотрящей на Пэнси, которая чересчур громко смеялась с шуток краснеющего Невилла.
Для Малфоя же они были простым белым шумом, в грохоте голосов и звоне посуды. Он искал ее глазами среди толпы разукрашенных гостей. Почему-то ему казалось, что она в сиреневом платье. Он никогда не видел ее в нем, но отчего-то считал, что светло-фиолетовый — ее любимый цвет.
— Нет, ты слышал, Малфой? — выдернул его из прострации голос Блейза. — Поттер считает, что в следующем году в Аврорате он утрет нам нос на изготовлении противоядий. Поттер! У которого удовлетворительно стоит по зельеварению только потому, что он герой войны.
— Может, и утрет, — безразлично бросил Драко, скидывая с плеч руку Нотта и двигаясь в сторону стола, где мелькнуло что-то сиреневое.
Кто-то рассыпал мешок с пыльцой, и поэтому звезда, нарисованная на полу, блестела пятнами от света трепещущих свечей.
Он мог поклясться, что видел ее лицо и кудрявые волосы, собранные заколками у висков. Она смеялась вместе с Парвати, а затем покружилась, показывая, как взметается вверх юбка ее платья до колен, но потом толпа сомкнулась перед его взором, и она вновь стала исчезнувшим миражом.
Профессор МакГонагалл постучала тоненькой ложечкой по хрупкому хрустальному бокалу, призывая всех рассесться. А Малфой опять себя возненавидел за решение приехать в Хогвартс к самому торжеству, а не хотя бы на несколько часов раньше, чтобы пересечься с ней и…
— И что, Малфой? Чтобы ты ей сказал тогда или сделал?
— Я сказал бы.
— Скажи сейчас.
И вот ее мерцающий карий взгляд, устремленный прямо на него. Она улыбалась краешками губ. Так, словно действительно рада его видеть, махала ему и показывала какие-то знаки, но он оставался прикован к ее темным радужкам, прорезанными золотыми молниями; он никогда не замечал, что у нее были настолько красивые глаза.
Он хотел бы к ней прикоснуться, возможно, поздравить с наступающим Новым годом, а потом рассказать обо всем, о чем молчал так непозволительно долго, но их разделяли стол и множество студентов за ним.
Она что-то молвила одними губами, словно говоря «увидимся потом», и снова скрылась из виду, спрятавшись за студентами, склонившимися над своими тарелками.
И Малфой ждал. Смеялся над глупыми шутками Нотта, спаивал вместе с Блейзом Поттера, издевался над Пэнси с ее тщетными попытками обратить на себя внимание Невилла. Он даже не заметил, как музыка заиграла громче, когда на сцену вышла группа «The Witches», и все повскакивали со своих мест, сотрясая воздух криками и топаньем ног. То тут, то там мельтешили яркие наряды, заставляя голову кружиться от этого калейдоскопа красок, словно художник пролил свою акварель и сверху уронил банку блесток.
Снег сыпался на макушку Пэнси, создавая ей сверкающий нимб, пока она жаловалась на безучастного Невилла и его пристрастие к травологии, и только в момент, когда она начала в подробностях описывать, что ее привлекает в самом неуклюжем гриффиндорце, Малфой опомнился, выходя из астрала и вдруг обретая слух.