***
В десять часов вечера сотовый противно запищал, напоминая о том, что пора уходить с работы. Передав клиентов маме, Лили выскользнула из кафе, окунувшись в ночь. Если бы ее и вправду встречали бы друзья, но вокруг не было ни души! Где-то за забором надрывалась собака, пьяные мужички орали песни, а на могильной черноте неба не светилось ни луны, ни звезд. Зябко поежившись, она неторопливо направилась домой, надеясь, что убийца не подойдет к ней, пропустит мимо своего взора, но страх за маму не отпускал. Вдруг она ошиблась, уйдя раньше?
На освещенной части улицы кипела жизнь. С одной стороны мелькали проезжавшие автомобили, с другой продавцы разливали чай и зазывали к себе приезжих. Через сто метров от кафе возвышалась гостиница «Привал». На парковке среди машин мелькнуло знакомое белое пальто, и Лили невольно остановилась, засмотревшись на сегодняшнюю клиентку. Вынув из дорогой на вид иномарки небольшой пакет, она развернулась к своему мужчине, медленно провела ладонью по его подбородку и прижалась всем телом. Пара слилась в страстном поцелуе, длящимся, казалось, целую вечность. Прекрасное лицо, гладкие щеки, чувственность с которой женщина прикасалась к партнеру – завораживали, и Лили никак не могла прекратить смотреть, чтобы пойти дальше.
- Ты хочешь ее? – прошептал знакомый голос, и жесткая рука дернула Лили в сторону, пряча их в небольшой темной нише у забора парковки.
- Подумаешь, целуются… - она попыталась вырваться, и он нехотя убрал пальцы.
Сегодняшний посетитель в кепке тоже застыл, любуясь на пару. Закончив поцелуй, женщина достала из сумочки длинную тонкую сигарету и закурила.
- Прежде чем убивать, - продолжил он, - мы влюбляемся в нашу жертву. Тянемся к ней, хотим стать ею, хотя бы частично. Внутри теплеет, чувство восхищения переполняет грудь.
- Вы не тронете мою маму и Мишку? – Лили отодвинулась от него как можно дальше и попробовала увидеть его глаза под кепкой, но они лишь странно сверкнули от отраженного с улицы света.
- Я уже двадцать лет никого не трогал…
- Тогда кто убил Свету?! – она едва сдержалась, чтобы не закричать и не выдать их маленькое укрытие.
- Одна жадная девочка протянула к ней свои нити прямо на перекрестке. Как неосторожно… - он усмехнулся и отодвинулся еще глубже в сумрак, почти растворившись в ночи.
- Я ничего никуда не тянула! – она отчетливо вспомнила ночной глюк – пространство, состоящее из белых контуров - и испуганно взглянула на мир, но он сохранял обычные глубокие синие оттенки, разбавленные желтизной фонарей.
- Ты не видишь нитей? – удивился он.
- Нет. Один раз, перед сном… Я не убивала никого!
- Давай проверим… - незнакомец подтянул ее к себе, в густую тень, - тем темнее вокруг, тем лучше видно.
Он положил ладонь ей на лоб и слегка надавил. Легкие белые контуры протянулись от глаз к парковке, очертив автомобили и их содержимое, а затем уперлись в стоящую у машины пару.
- Что тебе понравилось в этой дамочке? – мягко спросил он, и Лили напряглась от таких вкрадчивых интонаций.
Хотелось сбежать, вместо того, чтобы прятаться здесь, со взрослым мужиком, рассказывающим ей странные вещи, но у нее не хватало духу сказать ему, чтобы он оставил ее в покое. Его авторитет подавлял волю, вынуждал ему подчиняться.
- Кожа, идеальная кожа, - обреченно ответила она, тут же пожалев об этом, словно выдала собственную тайну.
- Ты влюблена, хочешь ее кожу, - нашептывал он, гипнотизируя настойчивым шепотом, - гладкую, красивую, чистую. Все, что требуется потянуться за нужной нитью, контуром очерчивающей эту женщину, и вплести ее себе.
Лили дотронулась до ниточки и та опасно звякнула, как натянутая струна, женщина напряглась и принялась оглядываться, словно чего-то испугалась. Неправильность происходящего диссонансом отозвалась внутри. Так не должно быть… Так нельзя делать.
- Я не стану, - она решительно отпустила ниточку, - что произойдет, если я так поступлю? Она умрет?
- Она – всего лишь ткань, сплетенная мирозданием, а ты – одна из прях. Одна нить ничего не меняет, солнце продолжит светить, земля крутиться вокруг него, а люди - умирать.
- Это плохо, убивать ради собственной выгоды, получается, вы тот маньяк, про которого рассказывала мама? Франкенштейн?
- Не употребляй это жуткое прозвище. Я Сильв. Сильвиус.
- Это имя ничем не лучше, звучит, как женское. А меня зовут…
- Лили, - он сжал ее лоб сильнее, - поторопись, твоя любовь уходит с парковки. Сегодня пресса получит ожидаемый всеми труп, либо эту женщину, либо твоего рыжего дружка из школы. А после я начну радовать тебя новыми подарками каждый день. Мать, отец, твоя назойливая псина. Я ведь не многого прошу, просто выдернуть нить.