Цянь, отрицательно покачав головой, склонился перед Дэ фэй, выражая одновременно глубокую признательность и непоколебимое упорство.
— Я слишком виноват в глазах государя, чтобы он мог простить меня, — глухо сказал тайшигун.
Дэ фэй изумленно раскрыла глаза:
— Что же такое вы сделали?
— О, почти ничего, — печально улыбнулся Цянь. — Я лишь заступился за Ли Лина.
Имя это ничего не говорило Дэ фэй. Красавица ждала разъяснений, но придворному историографу нелегко было вспоминать о том, что произошло несколько лет назад. Слишком многое сломалось и рухнуло в его жизни после того, как генерал Ли Лин, один из лучших военачальников императорской армии, потерпел поражение от сюнну. С пятью тысячами пеших воинов Ли Лин по приказу У-ди выступил против диких северных полчищ, стремясь захватить вождя сюнну — шаньюя. Однако силы были неравны, к исходу десятидневных боев конница, которую вызвал шаньюй, окружила истаявший отряд Ли Лина, а подкрепление, обещанное императором, так и не подошло. Отряд был разбит, а Ли Лин попал в плен.
Узнав о поражении, У-ди погрузился в мрачное молчание и несколько дней не выходил из своих покоев. Сановники, вызванные во дворец, трепетали. Опасаясь, что гнев императора будет сокрушительным, многие из них начали порочить Ли Лина, обвиняя его в предательстве. Тайшигун, хорошо знавший доблестного генерала, возмущенно опровергал эти злобные наветы. Наконец, император решил вернуться к исполнению дел и пожелал выслушать мнения своих приближенных. Когда очередь дошла до придворного историографа, Цянь попытался обрисовать стойкий характер Ли Лина и напомнить о его заслугах.
«Ли Лин — опытный полководец, — сказал тайшигун. — Но способен ли человек установить что-либо навечно? Быстрый ветер не продолжается все утро, сильный дождь не продержится весь день. Кто делает все это? Небо и земля. Даже небо и земля не могут сделать что-либо долговечным, тем более человек. Сменяются начала инь и ян, прямое становится кривым, сила превращается в слабость, а победитель оказывается побежденным. Такова природа вещей».
Словно две острые стрелы впились в лицо тайшигуна — так пронзителен был взгляд императора.
«Ты, кажется, пытаешься меня обмануть, Сыма Цянь? — сказал государь, и на лицах придворных выразился ужас, ибо голос императора рокотал, как набирающий силу гром погребального барабана. — Не бойся, подними свое лицо, — продолжал Сын Неба. — Я хорошо понял твои слова и хочу это показать. Ты проповедуешь здесь учение даосов — что ж, я буду судить тебя по их же правилам. В мире нет ничего определенного, постоянного — говоришь ты. Значит, соглашаясь с тобой, я должен немедленно казнить всех своих приближенных — советников, жен, слуг, ибо кто положится, что человек, верный мне сегодня, не предаст меня завтра? Все живое — изменчиво, и только мертвое — постоянно. Исходя из этого, я должен отменить все законы и никогда больше не вводить их — ведь жизнь меняется, и где уверенность, что мудрость останется мудростью, а не превратится в глупость? Я должен разрушить дворцы, мосты, дороги, сторожевые башни, Великую северную стену, ибо «все переходит в свою противоположность» и рано или поздно они все равно падут. Так зачем их строить? Зачем укреплять величие и мощь Поднебесной? Зачем вообще что-то делать, если мир следует независимым от человека путем и неумолимо чередование темного и светлого, холодного и теплого, инь и ян? Зачем всем нам жить? Не правильнее ли будет открыть пограничные заставы, и пусть придут враги и развеют нас в пыль и прах? Ты этого хочешь, Сыма Цянь?»
«О, нет, государь! Я не хочу этого!» — воскликнул придворный историограф.
«Вот сейчас ты говоришь правду, — усмехнулся император. — Но эта правда лишь подтверждает твой предыдущий обман. Ты действительно не хочешь гибели Поднебесной, ты хочешь сам, вместе с Ли Лином править ею!.. Молчи и слушай! Изменник Ли Лин вовсе не слаб и не жалок, как ты пытался доказать. Он смел и силен. И смелость его так непомерна, что с некоторых пор он вознамерился затмить доблестями самого Сына Неба! А потом, когда я решил испытать его смертельной опасностью, он не побоялся сохранить свою жизнь, дабы, перейдя на сторону врагов, с их помощью стать во главе Поднебесной. Но это еще не все. Ли Лин умен и хитер! Он хорошо понимал, что не всегда можно победить смелостью и силой. Вот почему он часто повторял мне слова из книги «Шу цзин»: «Если у вас, государь, возникнут большие сомнения, то обдумайте их сначала в своем сердце, затем обсудите их со своими сановниками и спросите совета у гадателей на черепашьих щитках и стеблях тысячелистника». При этом он указывал на тебя как большого знатока древности и искусного толкователя воли Неба. И я верил тебе, Сыма Цянь, пока Ли Лин не предал меня! Но теперь я понял, сколь коварен был замысел Ли Лина. С твоей помощью он хотел победить меня изнутри, он хотел ослабить мой дух и для того приказал тебе внушить мне ложную мудрость. Ты проповедуешь ложь, Сыма Цянь! Учение даосов отнимает у человека веру в истины и авторитеты, оно делает бесполезным подражание образцу и лишает смысла любые деяния. Лао-цзы, основатель даосской школы, говорил: «Когда правительство деятельно, народ становится несчастным. Справедливость снова превращается в хитрость, добро — в зло. Человек уже давно находится в заблуждении». Можно ли, опираясь на такие взгляды, вершить государственные дела? Можно ли управлять страной, держать народ в повиновении и совершенствовать добродетель подданных, не желая учиться у достойных и проводя время в бесплодных размышлениях о «бесконечном превращении вещей»? Истинно прав великий Конфуций, который сказал: «Учиться и не размышлять — напрасно терять время, размышлять и не учиться — губительно». И еще он сказал: «Изучение неправильных взглядов вредно». Вот почему учение Лао-цзы, книги «Дао дэ цзин» и «Чжуан-цзы» следует запретить, а тебя, даосского обманщика, сообщника предателя — казнить немедля!»