«Странная, ничего внятного, пьяная наверно, сформулировать не может».
«Какой же он чуткий, заботливый. Ведь я не могла ошибиться в нем. Он непременно – самый лучший человек на свете. Как же мне повезло».
«Какая-то она ненормальная, уставилась и молчит, надо домой идти, холодно, жрать охота».
– Я тут недалеко, три остановки пройти.
– Три? А чего ты вышла тогда?
– Я перепутала… задумалась, бывает.
– А-а … Ну так иди, троллейбусы еще будут.
– Да я пешком.
– Ты че, зачем? Я тебя вообще не понимаю. Ты не пила?
– А?
– Ну, понятно. Ладно, давай пять. Я дошел.
Его спина. Грохнувшая железная дверь подъезда. Дорога домой в полусне, полуяви, состоянии безумства.
«Мы говорили, мы говорили с ним, мы шли рядом, он хотел проводить меня. Он замечательный, заботливый, он хотел познакомиться поближе. Почему же я такая дура? Несла такую чушь, он, наверно, подумал, что я ненормальная. Нет, он не мог так подумать. Он так смотрел на меня, что я потеряла дар речи. В следующий раз он побоится сделать первый шаг…»
3
Они увиделись через два долгих мучительных дня. Она ждала его у подъезда и готова была делать это, сколько понадобится.
Выброшенный из подъезда комок грязи, сухой кашель, стук железной двери.
«Вот Он, вот мой любимый человек, мой будущий любимый человек, нет, настоящий, уже любимый. Безумно любимый за неповторимую походку, взгляд, кашель, вздох, стук двери…»
«Снова тут стоит…»
– Привет, как дела?
– Хорошо или плохо, сама не знаю, а у тебя?
– Фиговато.
– Помощь нужна?
– Нальешь, что ли?
– Что? – не поняла.
– Мне туда, тебе по пути?
– Да, а помощь-то нужна?
– Да нет, не нужна, пошли.
«Безумство, мы снова идем вместе, и разговариваем, как давно знакомые друг другу люди, почти родные… Неужели он позвал меня погулять?.»
– Чего грустишь?
– Я?
– Не я же…
– Я всегда такая, ты меня прости, я постараюсь не грустить.
– ?..
– Я с детства не была веселой, как все дети. Я много думала и грустила. Когда много думаешь, нельзя не грустить…
– А я ни о чем не думаю.
– Ты шутишь?
Сердце сжалось комком. Нет, он не может ни о чем не думать. Он же тот, кого я ждала всю свою жизнь, и он другой, не как все. Это психологическая защита. Или он пытается так утешить меня. Да, точно, это способ меня успокоить. Конечно, я так и знала.
– А ты давно тут живешь?
– Всегда…
«Мы жили в одном районе и не видели друг друга раньше… Неужели жизнь так несправедлива? Ей что, было жалко времени, чтоб мы могли познакомиться раньше? Мы потеряли столько бесполезных лет друг без друга…»
– Привет!
– Здорово! А ты с кем это?
– А это моя знакомая, подруга моя…
И все завертелось. Вечер, непохожий на все остальные, звуки русского рока на скамейке, раскаты грома вдалеке, запах дождя, звон батареи пивных бутылок, смех на весь двор, писк июньских стрижей, безумная нирвана, ощущение полного глубокого счастья…
Она пришла домой поздней ночью, готовая к любым нареканиям, упрекам, скандалам, лишениям. Она была на краю всех своих лучших надежд, на пределе своих эмоций, готовая расплакаться от ощущения полноты жизни рядом с ним, от возможности слышать его голос, чувствовать в метре от себя его сердце, петь с ним и его друзьями одни песни. Да, она тоже пила пиво, впервые в жизни, чтобы влиться в его компанию. Она нашла себе и всем его друзьям кучу оправданий и не отказалась от предложения выпить. Зато ей было безумно хорошо, и до самого утра голова ее кружилась от хмеля и счастья. Сон пришел на рассвете, который рассказал ей о том, что через несколько часов они снова увидятся на скамейке во дворе, в той же веселой, жизнерадостной компании его друзей.
4
«О, как прекрасно просто находиться рядом, просто нюхать летний воздух после дождя, трогать влажную сирень, слушать этих безумных стрижей, кружащихся над головой, замечать эти простые вещи вокруг себя и осознавать, что все создано для человеческого счастья, для счастья двоих в этом мире. Как милосерден и щедр Бог, подаривший человеку такие богатства, такую способность чувствовать прекрасное, делиться своими чувствами с близкими тебе людьми. И вот Он, чьи глаза закрывает челка с неровными краями, лучшее из творений этой природы, лучший замысел Всевышнего, важнейшая ценность и самое содержание ее теперешней жизни, находится рядом с ней, он реален, как все остальное вокруг, он состоит из тела и бессмертной души, которую чувствует ее душа на каком-то особенном, бестелесном, высоком уровне…
Какие чудесные нежно-голубые глаза у моего мужчины, какие жилистые сильные руки держат края скамьи, как напрягаются мускулы на его плечах и играют желваки на лице, когда он задумчиво смотрит вдаль. Я сделаю все возможное, чтобы он был самым счастливым человеком в этом мире. Сейчас осталось, наверное очень мало женщин, которые готовы ежедневно жертвовать собой ради своего мужчины, жертвовать своими глупыми капризами, поступаться желаниями, не требовать от него какой-то выгоды для себя, а просто любить мужчину как творение Божие, как лучшее создание Творца на земле, как высший Его замысел о нас…Я наполню его жизнь смыслом, внесу в нее все возможные краски, создам все условия счастья, покажу, на что способна женщина в любви. Он узнает, что умение любить – мой главный талант и ему повезло со мной. Пусть только он протянет мне свою руку и я сделаю его жизнь раем…»
«Какой же мутный вечер, с ума можно сойти. Комары надоедливые, гады. Как же бесполезна жизнь, даже заняться толком нечем, придется снова «полторашку» брать, а то от скуки сдохнешь… В тот раз пиво было говняное, чуть коньки не отбросил, какого бы взять?.. Холодно, блин. В падлу торчать на скамейке в такую погоду. Домой что ли пойти? Взять ее с собой? Может, даст?.»
– Пошли домой сходим, хочешь?
– Домой? А что мы будем делать?
– Телик посмотрим. Пивка попьем.
– Ну пошли.
«Не часто ли он говорит про пиво? Да нет, не часто, у него просто проблемы на работе, он не научился их заглушать по-другому. Он не привык еще, что есть я, но скоро все нормализуется. Я не оставлю и следа от его прошлой жизни. Я покажу ему, как прекрасен мир, как можно в нем быть счастливым и без пива. Скоро все будет иначе».
Пропахший мочой подъезд. Зажатые в кулачки руки, замершее от испуга сердце и подкативший к горлу комок слез. Руки, проникшие под блузку, пальцы, вцепившиеся в нетронутую никем ранее грудь, запах перегара перед лицом, вопрошающе-возмущенный взгляд.
– Ты че, девочка какая, что ли?
– Я… я ни с кем, понимаешь?.. Я… я любви ждала..
– Ну ясно.
В квартире запах, похожий на подъездный. Не собранная постель. Тапки в разных концах комнаты, жженая таблетка «фумитокса» на тумбочке рядом с носком, пара которого – в тапке под кроватью.
– Ну че ты, обиделась что ли? Я не буду, ладно уж…
– Прости меня, я просто не готова была, я не думала, что в подъезде.
– А, понял. Свечи, шампанское…
– Ну почти, это глупо, да? Ты по-другому представлял свой первый раз?
– Какой свой раз?
– Первый…
– Хм… это было давно и неправда.
– Ты шутишь все… Не шути так, а то как будто правду говоришь…
«Наверное, он хочет казаться опытней передо мной и сочиняет о себе, что уже стал когда-то давно мужчиной. Я читала про таких в журнале «Я и ты», в этом ничего страшного нет… Он обязательно признается в своей легенде, когда наши отношения перейдут на новый уровень.»
«Облом, облом… Ладно, целочка, не больно и хотелось. Первый раз какой-то выдумала… Ну и бабы пошли, сказочницы. Ладно, еще не вечер…»
А вечер был мучителен и долог. Как ни сильны и убедительны были доводы в его пользу, оправдания его поступка и ссылки на то, что он переволновался и чуть поторопился, почти нереально было простить ему руки под блузкой в пропахшем мочой подъезде. Когда все оправдания исчерпали себя и вопрос был затерт воспаленным мозгом до полного отупения последнего, наступил глубокий сон на мокрой от слез подушке.