Прохожий, не сразу заметивший странного человека, перепачканного целиком в чём-то чёрном, испуганно шарахнулся и ускорил свой шаг, быстро исчезнув за ближайшим поворотом.
Лу встал и протёр глаза. Спохватившись, он запустил руку во внутренний карман и облегчённо вздохнул: ампулы были при нём и невредимы. Он засмеялся в голос и медленно пошёл по направлению к дому.
На следующий день рано утром он уже стоял у больничной палаты, пряча в кармане небольшой шприц, подготовленный для укола. Он позвонил перед выходом на работу и отпросился на час для того, чтобы навестить отца. Врач сочувствующе смотрела на Лу.
– Он сейчас спит, он принял сильное лекарство… Вы не сможете даже поговорить с ним.
– Я просто хочу увидеть его. Я уверен, ему скоро станет лучше, и мы вдоволь наговоримся.
– Безусловно, – девушка опустила глаза. – Хорошо, только недолго.
– Спасибо, – Лу кивнул и проводил доктора взглядом.
Сжимая в кармане шприц, он вошел в палату, огляделся, пододвинул гостевой табурет и сел рядом с койкой.
Он сжал руку отца и тихо сказал:
– Скоро ты поправишься, я обещаю.
Он вынул шприц и аккуратно вколол в трубку капельницы кубик универсального лекарства.
Затем он убрал пустой шприц в карман и подождал, пока раствор достигнет вены отца. Через секунду сердечный ритм ускорился до ста, но ещё через мгновение восстановился до пятидесяти четырёх.
Лу улыбнулся, встал с табурета и вышел из палаты.
– Генри, мы прославимся! – Лу подбежал к изумлённому другу, составлявшему отчёт о содержании вредных веществ в новой партии конфискованного молока.
– Лу, ты не в себе? Что с тобой? У тебя вид такой, будто всю ночь ты пил, а под утро ещё и покурил дури.
– Генри, слушай, – Лу заговорщицки огляделся. – Мне одному не потянуть. Я знаю, ты парень умный и в своём деле разбираешься. Ты же ещё и биолог, верно?
– Ну.
– Видишь это? – Лу достал ампулу и показал её Генри.
– Вижу. Лу, слушай, у меня куча дел…
– А если я скажу, что это лекарство от всех болезней?
Повисла тишина.
– А-а-а, я понял, – Генри улыбнулся. – Ты хочешь меня разыграть! Ну что ж, тебе это удалось, а теперь дай мне закончить этот отчёт – шеф уже рвёт и мечет…
– Ты знаешь, что с моим папой?
– Да…
– Я сегодня вколол ему это лекарство. Если я расскажу тебе, откуда оно у меня, гнить мне в психушке до старости. Давай так. Ты же знаешь, что у него рак?
– Да, знаю, – Генри уже с интересом слушал Лу. – Мы с тобой даже пару раз вместе ходили его навещать.
– Поэтому сделаем так. Если он через месяц или раньше полностью поправится, мы вместе займёмся этим лекарством. Сейчас ты мне всё равно не поверишь. И вот ещё. Не говори никому об этом разговоре, ладно?
– Л-ладно, – запинаясь, произнёс Генри.
Он ещё долго смотрел на закрытую дверь, через которую вышел Лу.
Спустя год, в начале августа Лу зашёл как обычно в лабораторию ночью – в это позднее время была единственная возможность совместно с Генри изучать принцип действия универсального лекарства. Отец Лу сидел дома и наслаждался чтением газет и просмотром телевизора. Он был счастлив и никак не мог поверить в своё волшебное исцеление. Врачи также были в замешательстве и списали произошедшее на тот самый один случай на миллион.
– Привет, Генри!
– О, привет, Лу!
– Как успехи? – спросил Лу, натягивая халат.
– Я выяснил, как они отличают здоровые клетки от больных. Это микропрограмма, контролирующая их коллективное поведение. Я знаю принцип её работы, но деталей, само собой, я не могу сообщить.
– Отлично! Теперь мы готовы рассказать об этом миру. Я закончил отчёт, вот, – Лу передал флеш-накопитель Генри. – Давай ещё поковыряемся и попробуем докопаться-таки до сути, а ты, как биолог, допишешь в мой отчёт новые факты и сразу же отправишь его во всевозможные институты и научные издания.
– Конечно, без проблем, – улыбнулся Генри. – Вот только я не хочу лишних вопросов. Давай я отошлю от твоего имени?
– Нет, – Лу задумался. – Я никогда не смогу объяснить деталей и подробной сути работы этой теории… Что же делать?.. Подключать к проекту посторонних лиц на данном этапе не стоит.
Повисла тишина.
– Слушай, Лу, – оживился Генри, – давай отправим его от имени какого-нибудь вымышленного человека?
– Точно!
– И как его назовём?
– Я никогда не умел сочинять. Придумай сам, окей? – Лу улыбнулся.
– Без проблем!
– Договорились! Прям камень с души. Ладно, давай поработаем.
Лу пришёл домой очень поздно. Поздоровавшись с отцом, он плюхнулся в свою комнату и закрыл глаза. Целый год прошёл, словно гоночный трек. Выздоровление отца, его реабилитация, объяснения с Генри, чудовищно трудные исследования… Теперь Лу понял, что наконец сделал то, о чём мечтал. Он спас миллиарды жизней. Спас только тем, что дал миру знать о принципе действия такого лекарства. И спас жизнь своему отцу. Лу улыбнулся. Он прокрутил в памяти события, которые разворачивались в не таком уж и далёком будущем – Боже, какой же это будет мир! Такой красивый, такой радостный и счастливый… Сердце сжалось, и к горлу подступил ком… Но просуществует он так недолго!
Тут он вспомнил о принесённых им книгах – он забыл о них абсолютно со всеми этими заботами и радостями, заполнившими последний год. Он решил немного отвлечься от грустных мыслей, запустил руку под кровать и достал оттуда грязный пакет. Он развернул его и вынул первую попавшуюся книгу.
«Ден Росс. Наномедицина: за и против. 2044».
Лу открыл на произвольной странице и начал читать.
«…не стоит забывать также, что нанороботы – это прежде всего приборы, необычайно чувствительные к внешним магнитным и электрическим воздействиям. Мы все знаем, что у компьютеров случаются сбои, вызванные как аппаратными, так и программными ошибками. Разрабатывая такие механизмы, нужно принять все возможные меры для их защиты от внешних воздействий, но, обращая ваше внимание на размер наноробота, смею заверить, что подобная защита слишком громоздка и не подойдёт для такого рода искусственных организмов…»
Лу словно ударило молнией. Он резко вскочил с кровати и посмотрел на календарь: наступило четырнадцатое августа две тысячи четырнадцатого года. Лу издал низкий стон.
«Чёрт возьми! Как я сразу не догадался! Когда пролетал Апофис, испытания препарата были заморожены до решения президента об испытаниях на людях. Тогда случились сбои во многих компьютерных сетях, даже экранированных и защищённых. А всего за полтора года до катастрофы с Землёй сблизился изменивший свою траекторию Фаэтон, но к этому времени были привиты уже все! Микроскопические роботы начали уничтожать не больные клетки, а здоровые! Не сразу, постепенно. И в один прекрасный момент предел ошибок был исчерпан, и случился разрушительный сбой, тогда, четвёртого ноября, и всё население в один миг было уничтожено своими же спасителями… И чёрная пыль – это переработанный прах людей».
Он схватил трубку и набрал номер Генри.
Тот подошёл не сразу.
– Алло.
– Генри! Генри! Не отправляй…
– О, Лу, привет! Я отослал отчёт, буквально десять минут назад. И знаешь, как я назвал того несуществующего учёного? Стивен Розберри, в честь моего дедушки.
Незнакомцы
Серые стены. Серый потолок и серый пол. Нет ни входа, ни выхода. Нет ничего, только пустота. Нет видимых источников света – но окружение различимо достаточно отчётливо. На полу без сознания четверо – трое мужчин и женщина – в длинных белых балахонах. Тишина давит настолько, что закладывает уши. Ни одного звука. Ни одной вибрации. Ничего. Мир словно замер. Замер настолько, что невозможно судить, существует ли что-либо материальное там, за пределами этого помещения. Всё, что осталось, – это ровное дыхание людей без сознания на гладком холодном полу. Только по мерному движению грудной клетки сторонний наблюдатель мог бы судить о том, действуют ли здесь законы времени; имеют ли место и смысл здесь законы физики и вообще какие-либо законы. Если бы не дыхание, картинку можно было бы легко спутать со статическим снимком – снимком некоего довольно странного момента жизни этих четырёх человек. Но здесь возникает другой вопрос: может ли быть по ту сторону серого помещения сторонний наблюдатель? Кто хозяин этой комнаты? Один из тех, кто сейчас досыпает последние мгновения на полу? Или кто-то, кто построил всё это? Может, тот, кто собрал здесь всех этих людей? Пока это не имело никакого значения. Пока было важно лишь то, что один за другим каждый из присутствующих здесь начинал обретать сознание; пульс учащался, дыхание становилось всё менее и менее глубоким. Наконец приходили в движение веки – и вот он, потерянный взгляд; он окрашивался нотками страха по мере того, как человек осматривался и пытался осознать события последних нескольких часов своей жизни. Только один вопрос сейчас витал в воздухе, бился о серые стены и, не находя ответа, терялся в вязкой пустоте: «Где я?»