«Активист»
Вот, говорят, нету у нас активной общественности. Дескать, активистов нехватает и вообще отсутствие активной идеологии. Действительно, не спорю, в активистах у нас недочет. Однако прямо скажу, их у нас и не будет. Нет у нас активистам ходу, затирают вообще и размаху не дают.
Вот, например, я — определился активистом, выбрался на высокий пост советской общественности и занял место председателя Мопра всей работы. Когда выбирали отмахивался, конечно, дескать, что вы, товарищи, шутите вообще на выборных началах?
Однако избрали. Ну, сел я на высокое место, начал ворочать делами. Деловое лицо, конечно, серьезность, принципиальный разговор и все такое прочее проявлять начал.
Может, недели не прошло, а я уж бумажку одну подшил к делу, у полкового центра протокол переписал.
И начал распоряжаться. Непорядки какие, дескать, почему обед поздновато или, например, чай некоторые зря переводят, по пять кружек лакать норовят.
Ну-с, развиваю активность на все пары и размахиваюсь. Некоторые, которые несознательные даже из Мопра стали выписываться.
Дескать, чтой-то никакой работы не проводится.
Я, говорю, дело ваше, товарищи, я вас не держу — раз такая несознательность.
Однажды развиваю я это активность, а в это время подходит отделенный командир Перчиков.
— Сегодня вам, — говорит, — товарищ Пустомелов, в наряд итти.
— Как, — говорю, — в наряд, извините за выражение?
— Так, — говорит, — в порядке очереди.
— Так-с. А общественность? — говорю. — А активность? Не в счет?.. Как же, — говорю, — это все забыто?
— Что вы, — говорит, — с ума съехали? В наряд по очереди, по уставу, как положено…
— И не просите, — говорю, — не могу. Я активность развиваю…
Тут подвертывается командир роты. Товарищ Перчиков к нему:
— Так, — говорит, — и так: от нарядов увиливает этот активист общественности.
— Простите, — говорю, — я прежде всего есть председатель центрального комитета Мопра в ротном масштабе, то есть выборный пост.
Командир роты, конечно, строгим тоном говорит:
— А ну-ка без разговоров в наряд марш!
Ну, пошел в наряд, раз такое отношение к активной общественности…
А на другой день собрал Мопр в ротном масштабе и говорю:
— Довольно, поработал! Дураков, — говорю, — нет задарма ворочать, и я кандидатуру свою не снимал, потому, думал, от нарядов освобождают…
И снялся с поста. Больше я в активисты не суюсь! Потому никакого тебе освобождения и почета. Так — нагрузка одна…
Пьяница
У двери ленуголка толпится группа красноармейцев. В замочную скважину смотрит дневальный, присев на корточки. Кто-то тихо говорит:
— Чего глазеешь-то? Иди докладывай командиру…
Как бы в ответ на это из-за двери доносится:
— Я… т-тебя стерву… убью. Ты б-будешь з-знать как м-мужа встречать!
Все по очереди подходят к скважине и смотрят. В толпе разговор:
— И что это с Васькой? Самый активист и вдруг — на…
— Сдурился прямо человек. Ни одного взыскания не было…
— На губу захотел и нализался.
Из-за двери снова слышится хриплый голос:
— Ах ты, сволочь! У-убью, окаянная!..
— Совсем человек одурел. Много, видно, хватил…
— Видимо, думает, что домой приехал и жену ругает. И чего только пьяному не почудится…
— Дневальный, беги скорей, докладывай. Обязанностей не знаешь!
— И где он нализался так?
Толпа густеет. Кому-то отдавили ногу. Пьяный в роте — диковинка. Все тянутся к скважине. Недовольный голос говорит:
— Да ведь чорт его занес куда, в ленуголок…
— Дневальный, иди докладывай командиру или старшине.
— Тише, товарищи, тише… Доложить по уставу надо…
— Дневальный ушел уж… Доложит сейчас.
Любопытство посмотреть на пьяницу было велико. Через скважину все посмотреть не могли. Кто-то предложил:
— Дверь чуть-чуть приотворите.
Приотворили. Из ленуголка слышится:
— З-з-арежу, дья-я-волица… На колени!.. Мразь!..
— Ах, чорт возьми, до чего дошел человек.
— Тише… Тише… Командир идет.
Вдруг «пьяница» оборачивается лицом к двери и совершенно трезвым и недовольным голосом говорит:
— Вот, дьяволы, не дадут никогда к спектаклю спокойно подрепетироваться.
В толпе смущение.
Радиочастушки