Стенгазетный герой
— Вань, а Вань! Ты почему ничего в стенгазету не пишешь?
— Чего писать-то, коли я и так, почитай, чуть ли не в каждом номере участвую — ребята описывают… С меня и этого достаточно!
Незаменимый
— У нас этот номер стенгазеты прямо незаменимый!
— Это хорошо. Чем же?
— Полгода висит, а новым его не заменяют.
Размышления Кондрашкина
Иногда даже при наличии клея дело с очередным номером стенгазеты не клеится.
Вырывая заметку о себе из стенной газеты, не думай, что ты уже вырвал корень зла.
Чтобы заметка вышла острой, недостаточно военкору подписываться под ней «Бритва». И бритва бывает тупой!
Высокое качество
— У нас стенгазета на высоте…
— Стало быть, хороша?
— Нет… Высоко висит — ни черта не прочтешь!
Сообразительный паренек
— Петрухин! Ты чего у стенгазеты причесываешься?
— А как же: сам политрук говорит, что стенгазета — зеркало части.
Практический подход
— Эх, не люблю я этих живых газет!
— Что, интересу, видно, в них мало?
— Не-е! А просто ни раскурить, ни завернуть в них ничего нельзя.
Уважительная причина
— Что это Иванчук сегодня молчит у стенгазеты и не читает, как всегда, вслух?
— А потому, что читает про себя.
Насчет самокритики
— Очень я уж на командира зол за вчерашний наряд.
— А что, неправильно дал?
— Не то. В том-то и беда, что правильно. И никакой из-за этого в стенгазете самокритики нельзя проявить.
Выбирай любую
— Не знаешь, где мне резолюцию к собранию Мопра найти?
— А ты посмотри в стенгазету, там любая статья о Мопре в резолюцию годится.
ПРО РАЗМАЗНЕЙ
Печка и Размазня
Три часа утра. Темнота непроглядная. Но ноги, не спотыкаясь, спокойно несут меня в караульное помещение. Товарищ мой, по фамилии Размазня, тоже сменился с поста. Он дрожит, поминутно натыкается на ноги карнача и в злобе выкрикивает:
— Тю.
Войдя в помещение, карнач оставил меня за себя, а сам лег спать. Я принялся рассматривать газету, а мой товарищ, кряхтя и сморкаясь, гнездился около печки. Товарищ Размазня обычно молчалив и замкнут, но сегодня, повидимому, теплота повлияла на него, он почти в восторге твердил:
— Вот это дело!
А потом быстро харкнул в огонь и, изменив тон, обратился ко мне с вопросом:
— Какая польза, что мы тут валяемся на голых досках да мозоли на брюхе натираем? У меня все нутро ломит после этого дежурства. Ну, кто это выдумал — и часового и караульного? Я полагаю, что это никому не нужно!
— Ну, товарищ Размазня, — я ему отвечаю, — ты совершенно неправильно думаешь. Ведь ты охранял сейчас конюшню, а я — склады. Значит, мы берегли наше же полковое хозяйство.
— Так ведь хозяйство у нас в селе собаки охраняют всю ночь, а тут люди: я полагаю, что если купить десяток собак да привязать их к амбарам, к конюшне, так они бы никого не допустили. А у нас есть злющие суки! Всех бы воров загрызли…
— Эх, товарищ Размазня! Разве могут собаки охранять нас и наше хозяйство? Ведь собаку и отравить и убить легко можно. Вот послужи больше в Красной армии, тогда сам убедишься, что служба нам необходима, а пока возьми вон ту книжечку и прочти повнимательней, там кое-что говорится про Красную армию.
Он молча взял со стола указанную мною книгу и опять примостился около печки. Я думал, что разговор кончен, а потому более серьезно углубился в газету. Но он снова почти сонно заговорил: