Потянул я еще. Потом еще и еще, и когда в последний раз вытянул, опять оказался восемнадцатый номер, и опять выиграл открытку, да ту же самую — с барышней и с собачкой.
Фартовая такая барышня, со шляпкой. С этой открыткой в казарму пришел.
Пари Великанова
— Вань, а Вань! А хорошая барышня вон пошла, а? — обращается Великанов к товарищу, проходя однажды по городскому саду — постоянному местопребыванию Великанова.
— Вон-то? О, баба на ять, баба, знаешь, во! — И Вань под самый нос Великанова поднес руку, сжатую в кулак, с прямо стоящим большим пальцем.
— А слабо тебе, Великанов, развести антимонию с нею?
— Мне-то?
— Да.
— Ну, не Великанов я буду, если мне заслабит. Понял?
— А нут-ко!
— Давай, на сколько, чего?
— На одну булку.
— Идет, только не мешай, — понял?
— Идет!
Великанов быстро поднагоняет «барышню», покрякивает, похаркивает, осадив шлем на затылок. «Барышня» раз оглянулась. Он наперед:
— Извиняемся, с вами можно-с?
— Что?
— Поговорить маленько.
— Пожалуйста, к вашим услугам.
— А вот садитесь потолкуем.
Они опустились на скамейку: «барышня» — на одном конце, Великанов на другом.
— Ну, я слушаю, что вы хотели мне сказать?
— Мы-то? Меня зовут Митька Великанов… гг-ы, гг-ы.
Постепенно Великанов стал подсаживаться ближе к «барышне».
— А вас как будет звать?
— Вам это зачем?
— Это, гг-ы, гг-ы, у меня так, по привычке, вопче, конешно, остатки царского режима и… вопче… капитализма.
— Вы, говорите, капитализма. А что это такое?
— Это уж вы у моего политрука спросите. Он по этой части, вопче, спец. По суткам может говорить без остановки о разных капитализмах и прочее такое.
— А кто у вас политрук?
— Товарищ Куртилоп.
— Ну, о чем же он вам все-таки рассказывал?
— Не разберешь. Говорил много обо всем, а понять трудно, а все потому, что меня, значит, Митьку Великанова, бабы с ума сводют.
Тут наш Великанов подсунулся уж совсем близко, вплотную, и одну руку положил на ее колени.
Приятель Великанова, — Ваня, сидел на задней скамейке, завидуя успеху товарища. — Вот, чорт побери, булку, сукин сын, выиграл!
— Так вот, товарищ Великанов, нужно уметь вести себя получше, прежде всего, — оборвала «барышня» нежные попытки Великанова, — а для этого нужно внимательно слушать то, о чем на политзанятиях и в ленуголке говорит мой муж Иван Матвеевич. У вас сегодня тема о СССР была — так ведь?
При этих словах Великанов, как ужаленый, отскочил на противоположный конец скамейки. Быстро поправил совсем съехавший на затылок шлем. Потом он быстро подошел и, держа под козырек, проговорил:
— Товарищ политрукша! Разрешите уйти.
— В роту, на политзанятия?
— Так точно!
— Пожалуйста.
Великанов повернулся кругом и без оглядки, забыв даже про товарища, побежал в казарму.
А Вань все держался за бока, еле сдерживаясь от смеха.
По существу
Ротное красноармейское собрание в полном разгаре.
Докладчик кончил обширнейший доклад о международном положении и хозяйстве в части. Начали «преть». Выступление — 3 минуты.
Синицын Митька решил сказануть: уж больно каша размазня и щи кислее уксуса. Дошла его очередь. Он протискался к столу и начал:
— Я, товарищи, к примеру, хочу о каше, уж варят ее завсегда размазню и, опять, щи кислые.
— Товарищ, регламент истек…
— Да, я не досказал…
Ребятам хотелось дослушать предложение, послышались голоса.
— Дай докончить!..
— Придерживайтесь порядка, товарищ председатель, — сказал писарь. Ему поддакнули. Нарастал шум.
Председатель надрывался:
— Я голосую, кто за?..
— Позвольте в порядке голосования — заорал Синицын.
— Товарищи, кто за?..
— Если, так сказать, не давать высказаться, то зачем доклад разводить?.. При такой постановке, в случае войны с капитализмом…
— Не по существу, товарищ… Кто за?
— Дайте договорить!
Страсти разгораются:
— Неправильно!
— Закройсь!.. — громче всех вопит обиженный Синицын.
Наконец председатель, собравшись с силами, перекричал всех:
— Голосую, кто за то, чтобы дать товарищу Синицыну докончить?..
Установившуюся гробовую тишину прерывает Голос Синицына:
— То-то… Так бы раньше и сказал!
На словах и на деле