В товарищи к быкам!
Стенька Хрипунов, — пес на слова — кричит: «Должность эта для меня самая подходящая. Председатель, принимай меня в первую очередь, только чтоб бабий табун побольше, да чтоб телки были!»
Одним словом, потеха!
Однако угомонились. Микишка опять за свое. Слушаем — дело говорит парень.
Помозговали этак еще собрания два, погалдел он с нами — пиши секретарь приговор. Подписалось нас человек несколько.
Ну и вот! Ходу нам не дают на деревне. Зубы скалят. Быками называют. Я уж на старости лет не рад, что и записался.
Когда — ладно! Взялся наш Микифор за дела. Бумажки это пишет. Деньги под квитанцию собирает. Три раза в город пешком ходил. Одним словом, старается.
И что бы ты думал? Довел ведь до дела, ешь его мухи!
Приходит бумажка нашему бычиному товариществу, прислать представителя к такому-то числу для подписи условия и получения быка и деньги, чтоб третью часть.
Вот это дело! Вот тебе и бычиные товарищи!
Перестали уж над нами смеяться. Всяк торопится к нам скорее записаться.
Выбрали ехать меня с Микифором. Ладно — поехали.
В город угадали аккурат к Первому мая.
Вот тут-то уж насмотрелся я, чего там городской народ вырабатывает. Это вот праздник, так уж праздник, не чета нашей Миколе али там пасхе!
Что у нас в деревне за праздник? Набьется это народу в церковь, — не повернуться. Попы гнусят, аж в сон бросит. Девки полушалки разглядывают. Парни на девок смотрят. Мужики дремлют. У баб ребята орут. Одни старухи стараются, а потом, как выйдут из церкви, разговеются да набузуются пьяные, — шум, драка, безобразье.
Здесь, в городе-то, совсем подругому. Порядок это, — флаги тебе всякие, музыка.
Народищу! Глазом не окинешь.
Застряли мы это с Микифором в переулке и стоим, глазеем. Идут мимо нас, да все рядами, с флагами, под музыку.
По первоначалу Красная армия шла, — чистые все — любо поглядеть! Потом рабочие, — мужики и бабы, да все рядами, да в ногу, — конца краю нет.
Потом эти самые кансамолы. Не поверишь, нагишом, в чем мать родила идут, только что подштаннички коротенькие. И девки с ними тоже в подштанничках. Стыда-то сколько!
Потом ребятишки с красными платочками, — пионеры, что ли, или как их там.
Ну и много же их прошло! Страсть! Дивился я тогда, какой у людей приплод богатейший.
А они рядами, да с барабанами, — отдай все, да мало. Идут и все враз айкают. Ай-ай-рай-рай, ур-ра! Только ничего не разберешь, про что выкликают!
Потом пошло разное на машинах. Насажено на них разного народу: и татар, и башкирцев, и хохлов. Деревенская девка одна с ними сидит, а на одной машине стоят, — один с молотком, другой с серпом — ни дать, ни взять сват Савелий, — за руки обнявшись, держатся.
Трахтор проехал с двулемешным плугом. Дыму это да грому сколько! Прямо страсть!
Чудно смотреть, как он с двулемешником-то по камням прыгает. Люди мне тут рассказывали, что десять десятин в день пашет.
Вот бы этакую карьку, да к нам!
Потом тюремная повозка проехала с решоткою в окне. Сидит в ней какой-то бедняга, люди сказывали мне, что он Мопра прозывается, да все платочком сквозь решотку машет и кричит. «Не забывайте нас! Не забывайте».
Ну и скупой же, я тебе скажу, городской народ. Ведь не поверишь, ни один ему ничего не подал. Хотел было уж я Микифору сказать, чтобы спрыгнул он да подал ему хоть кусочек, — оглянулся, а уж Микифора-то и след простыл.
А уж музыка зажаривает, просто удивление! На что моя кобыленка плоха, а и ту удержать не могу.
Долго они так-то шли. Солнце стало садиться. Я уж все ватрушки поел. Полез опять в кошель, яичко взять, а сумочки-то с бычиными деньгами и нет…
Ах-ты! туда сюда! — Нет! Батюшки! Что делать? Микишка! Микиш..!
Тут милиционер подлетел.
— Почему такое шум?
— Бычиные деньги — 120 рублей.
— Какие бычиные? Почему деньги?
Одним словом, история вышла как следует.
И чтобы ты думал?
Пришел вечером Микифор на постоялый двор, веселый, что твой племянник, и сумочка с ним.
Как уходил он с телеги-то, так и захватил ее с собой от греха, да весь день и ходил с Красной армией, — дружков своих там нашел.
Сукин же ты, говорю, сын! Настращал меня до смерти. Из-за тебя портки полоскать пришлось.
А он ржет, как лошадь на овес.
— Видал, — говорит, — дядя, праздник-то? Вот бы нам на деревню этак-то.
А мне что? Деньги-то нашлись, вот главное.
Ну, ладно! На утро в управление насчет быка.
Ходили-ходили мы с Микифором по управлению этому от стола к столу, — тоска взяла.
Сидят это все за столами да все пишут и пишут, провал их возьми. Никак, видно, всего не перепишут.