— Вы говорите по-английски, молодой человек? — осведомился патер Фогарти, чувствуя, что ему подобает сделать первый шаг.
— Он, должно быть, ангел! — громким шепотом возвестила Лил Мэкинз.
— Что тут происходит? Скажите же мне: что случилось? допытывался слепой мистер Тэтчер.
— Это остров Альбиона, сэр? — спросил молодой человек, обращаясь к патеру Фогарти.
— Да… полагаю, что так… Разрешите узнать, откуда вы прибыли?
Священнику удалось ловко объединить в этом вопросе почтительность, радушие и некоторую угрожающую настороженность. «Если вы ангел, — казалось, говорил он, — я, разумеется, готов проявить профессиональное внимание и завязать отношения. Но хоть я п обладаю добрым сердцем, меня не проведешь».
— Моя родина — Марс, — скромно ответил молодой человек.
— Марс! — вскрикнула миссис Мэкинз, — он марсианин!
— И много вас летит сюда? — спросил ее супруг, кинув острый взгляд на голубое небо, чтобы разглядеть, не спускаются ли оттуда еще какие-нибудь желтовато-белые яйца.
— Это — нашествие марсиан! Мы обречены! — визжала миссис Мэкинз.
— Заткнись, Лил, — добродушно сказал Мэкинз. — Они сперва прислали бы разведку, верно? Ну, а пока займемся этим молодчиком. Значит, вы не ангел, молодой человек? В таком случае отправляйтесь-ка обратно на Марс и передайте, чтобы они поискали для вторжения какое-нибудь другое место. Мы любим жить по-своему.
— Да что же это, что?! — выходил из себя слепой.
— Это — нашествие марсиан, — терпеливо объясняла раздражительному старику миссис Баулинг.
Разбуженный суматохой, из окна высунулся Фред Баулинг:
— Бог ты мой! — только и вымолвил он.
— Это — нашествие марсиан, Фред! — крикнула ему жена.
Молодой марсианин прижал ладони ко лбу.
— Нет, нет… Вы ошибаетесь, уверяю вас! — серьезно сказал он. — Я не посягаю на вас, и я не ангел.
— Кто же вы в таком случае?
— Меня зовут Онил. Я эмигрант.
В это мгновение, во дворе доявился полицейский Биолл, который следовал кратчайшим путем на свой участок.
— Что тут происходит? — спросил он. — А это еще откуда взялось? Ставлю вас в известность, что тут не проезжая дорога и стоянка запрещена.
— Извините, — чуть слышно произнес марсианин, — я совершенно выбился из сил. Если вы скажете мне… — Он беспомощно оглядел окружающих его людей, взглянул на их удивленные, но не враждебные лица и повторил: — Я эмигрант… — сделал шаг вперед и, пошатнувшись, упал на остатки нарциссов.
— Готов, — сказал мистер Мэкинз, — придется отвезти его в больницу.
— Моя машина стоит в конце переулка, — сказал патер Фогарти, — я заберу его с собой. У вас найдется какой-нибудь пиджак, Гарри, чтобы прикрыть это… эти крылья? Лишние толки нам ни к чему.
«Одиннадцать часов девять минут утра, — записал в своей книжке полицейский Биолл. — Межпланетный корабль с Марса приземлился во дворе Винера. Марсианин доставлен в больницу».
Просто диву даешься, как быстро жители городка свыклись с тем фактом, что в одной из палат местной больницы лежит марсианин. (Как выяснилось, его недомогание было вызвано тем, что он не сразу приспособился к земной атмосфере. При наличии кислородной маски он чувствовал себя хорошо.)
Само собой разумеется, что как в больницу, так и во двор Винера устремился непрерывный поток людей, каждому хотелось взглянуть на корабль, который пришлось оставить на месте, он был слишком велик, чтобы его можно было провезти по узкому переулку. Но, по всеобщему молчаливому согласию, известие об удивительном событии не должно было распространяться за пределы городка.
— Мы вовсе не хотим, чтобы половина страны явилась сюда глазеть на него, — говорил патер Фогарти.
— Да уж, этого мы не хотим, — вторил Гарри Мэкинз.
Так как у Онила не было ни родных, ни друзей, которые могли бы навещать его в больнице, жители дома стали по очереди носить ему фрукты и поверять свои заботы. Он выслушивал их с добродушно-бесстрастным вниманием и в ответ говорил такое, что они вряд ли сами знали о себе.
— Как, по-вашему, должна ли я уйти от Фреда? — спрашивала Рита Баулинг.
— Вы же, собственно, совсем этого не хотите. Почему бы вам не приучить его играть в шахматы?
— Что бы Лил хотелось получить в подарок ко дню рождения? — вслух размышлял Гарри Мэкинз.