— Ушла… — Это слово будто остановилось в воздухе, когда он прочитал записку.
Бумажный листок, трепеща, слетел на пол, когда мистер Кливити выдернул один из ящиков комода и выхватил оттуда полные пригоршни чего-то вроде катушек. Потом он прямо-таки нырнул под кровать, громко и, наверно, больно стукнувшись локтями. Он сделал только одно-два усилия, и вот уже его башмаки тоже безжизненно легли на пол, отвернувшись друг от друга.
Я вытащила его оболочку из-под кровати и сама заползла туда. Я увидал крохотную картину в рамке — яркую-яркую, но такую маленькую!
Я подползла ближе, зная, что не смогу попасть туда. Передо мной была крошечная и такая красивая дорога, пейзаж, люди — смеющиеся, радостные люди, окружившие две фигурки юноши и девушки — серебристые, юные, прелестные. Они восклицали что-то тоненькими голосками и танцевали от радости. Девушка послала мне воздушный поцелуй, и все они повернулись и побежали по вьющейся белой дороге.
Рамка начала сжиматься, все быстрее, быстрее… Вот она превратилась в блестящее пятнышко, а потом мигнула и исчезла.
Как- то сразу дом вдруг опустел и стал холодным.
Возбуждения как не бывало. Ничто больше не казалось настоящим. Как-то сразу слабое воспоминание о яичнице испугало. Как-то сразу я вспомнила и прошептала жалобно:
— Мои деньги на завтрак!
Я с трудом поднялась на ноги, сбив одежду миссис Кливити в бесформенный комок, потом свернула свою пижаму и потянулась через стол за свитером. И тогда увидела листок бумаги и на нем свое имя. Я схватила листок и прочла:
Все, что в этом доме, — наше, принадлежит теперь Анне, соседке через двор, девочке, приходившей ко мне ночевать.
Авлари Кливити
Я подняла глаза от записки, оглядела комнату. Все это — мне? Все — нам? Все эти богатства, и чудеса, и добротные вещи? Все? И коробка в нижнем ящике комода? Так было сказано в записке, и никто не сможет отобрать это у нас.
Изумление и восторг наполняли мою грудь, когда я, осторожно ступая, обходила комнаты, оглядывая все, но не открывая дверки или ящики. Я остановилась у плиты, взглянула на висевшую над ней сковородку, потом открыла шкаф. Там на полке стоял бумажный пакет с яйцами. Виновато оглянувшись, я протянула к нему руку.
И тут восторг неожиданно погас. Я кинулась обратно к кровати, откинула покрывало, упала на колени и забарабанила кулаками по краю кровати. Потом опустила голову на стиснутые руки так, что косточки до боли вдавились в лоб. А потом уронила руки, и голова у меня поникла.
Наконец я медленно встала, взяла записку со стола, сунула сверток с пижамой под мышку, достала яйца из шкафа. Погасила все лампы и вышла.
Спотыкаясь, я шла в темноте по знакомому двору, чувствуя, как по щекам струятся слезы. Не знаю, почему я плакала, — скорее всего потому, что тосковала по блеску, которого, как я знала, мне никогда больше не видеть, и еще потому, что никогда не смогу рассказать ма всей правды о случившемся.
Потом я попала в полоску слабого света из нашей двери, вошла и натолкнулась на изумленную ма и закричала — шепотом, так как младшие уже спали;
— Ма! Ма! Ты только угадай, что!
Да, я помню миссис Кливити, потому что у нее были яйца на завтрак! Да еще каждый день! Это одна из причин, почему я ее помню.
Джанни Родари
Принц-Пломбир
Синьор Мольтени, проживающий на виа Тадини, дом номер 18, квартира 12, был весьма озабочен. Он приобрел в рассрочку великолепный холодильник фирмы «Двойной полюс», но вот уже два месяца не мог внести очередного взноса. Сегодня ему позвонили из конторы и сказали: «Либо вы погасите задолженность, либо мы забираем холодильник». А синьор Мольтени уже к середине месяца остался без единой лиры. Что же делать?
В то утро он долго глядел на холодильник, потом бережно погладил его гладкую поверхность и грустно сказал, словно это было живое существо: «Дорогой мой, боюсь, нам придется вскоре расстаться. Без тебя дом покажется мне пустыней».
Холодильник хранил ледяное молчание. Но синьор Мольтени все понял: «Конечно, конечно, твое дело вырабатывать холод, а не деньги печатать».
В то же утро синьора Сандрелли (она жила на пятом этаже, а синьор Мольтени — на четвертом), открыв свой холодильник, стандартный «Пингвин» без колесиков, увидела, что внутри полным-полно крохотных человечков. Один из них сидел на курином яйце. Человечки все до единого были в серебристых скафандрах, а на голове у них красовались прозрачные шлемы, сквозь которые видны были их бледно-фиолетовые волосы и желтые, цвета сливочного масла, лица. Они пристально смотрели на синьору Сандрелли своими зелёными глазками и не шевелились. Лишь человечек, удобно устроившийся на курином яйце, приветливо помахал ей ручкой.
— О господи, это же марсиане! — воскликнула синьора Сандрелли. — Никогда бы не подумала, что они такие крохотные. Эй, вы, что вам надо в моем холодильнике? А ты слезь с яйца, не то еще разобьешь его.
Человечек не подчинился и снова помахал ей рукой. Синьора Сандрелли была женщиной решительной — она схватила человечка двумя пальцами и посадила его на банку сардин.
— Запомни раз и навсегда, марсианин ты или нет, но здесь командую я.
— Закройте дверцу, а не то внутрь проникнет теплый воздух, — резко ответил ей человечек.
— Что, что?
— Мы прилетели с планеты, где все покрыто льдом, и не привыкли к вашей температуре. Поэтому закройте дверцу, как вам было приказано.
— Хотела бы я посмотреть на человека, который осмелится мне приказывать! — вне себя от гнева воскликнула синьора Сандрелли. — Для начала объясните, любезнейший, как вы попали в мою квартиру.
— Через кухонное окно. Вы оставляете его открытым на ночь, опасаясь утечки газа.
— Как я посмотрю, вы неплохо информированы.
— Отлично. Мы долгие месяцы изучали ваши привычки и ваш язык, прежде чем совершить посадку. Закройте, пожалуйста, дверцу.
— И вы избрали для посадки именно мой холодильник?
— Вас это не касается. Во всяком случае, знайте, что мы заняли все холодильники этого дома. Закройте наконец дверцу и оставьте нас в покое!
— И не подумаю. Впрочем, нет, я, пожалуй, и в самом деле закрою ее и отключу ток. Посмотрим, как вы тогда запоете.
Один из пришельцев навел палец на стул (по крайней мере так показалось синьоре Сандрелли) и сказал:
— Понаблюдайте, что с ним станет.
Внезапно стул загорелся, но без дыма, и тут же превратился в кучку пепла.
— Если вы отключите ток, мы сожжем вашу квартиру.
Синьора Сандрелли яростно захлопнула дверцу и принялась названивать привратнице:
— Синьора Альфа, представляете себе…
— Что случилось, синьора Сандрелли? Термосифон не работает?
— Какой там термосифон!
И она рассказала, что произошло. Привратница, понятно, тут же позвонила всем жильцам. Через несколько минут во всех квартирах с первого по шестой этаж открывались и с треском захлопывались дверцы холодильников. При этом одни жильцы вскрикивали от испуга, другие — от удивления, третьи — от восторга.
Синьор Мольтени, разумеется, тоже подбежал к своему «Двойному полюсу». Внутри холодильника посреди множества инопланетян в серебристых скафандрах сидел человечек, чуть-чуть повыше остальных, в золотистом скафандре.
— Вы здесь главный? — поинтересовался синьор Мольтени, удерживая четырехлетнюю дочку, которая уже протянула руку к чудесным куклам.
— Я Принц-Пломбир, — ответил человечек в золотистом скафандре. — Конечно, на моем родном языке меня зовут иначе. Но для вас я буду Принц-Пломбир. И обращайтесь ко мне отныне «ваше высочество».
— Разумеется, ваше высочество, разумеется. Не могли бы вы сказать, ваше высочество, как долго вы намерены здесь пробыть?
— Все зависит от погоды, — ответил Принц-Пломбир. — Нам для заправки кораблей необходим свежевыпавший снег. Как только пойдет снег, мы продолжим наш полет. Мы направлялись на Северный полюс, но в пути нас застиг над морем поток теплого воздуха.
— Значит, вы намерены обосноваться на нашей Земле?
— Да, на Северном полюсе. Ведь он все равно необитаем. Нашей планете грозит столкновение с огненной кометой, которая может растопить всю ледяную поверхность. Поэтому мы вынуждены искать другую подходящую планету. После долгих поисков остановились на Северном полюсе. Я возглавляю авангардный отряд. Как только мы доберемся до полюса, я извещу остальных жителей нашей планеты, и они тут же отправятся в путь.