— Ты будешь играть им здесь же, сегодня. — Маэстро говорил возбужденно, не переводя дыхания. — Я думаю, снова «Аппассионату». Да, именно ее. Я хочу видеть их лица! Затем мы устроим сольное выступление, чтобы представить тебя публике и критикам, а потом ты исполнишь фортепьянный концерт с одним из крупнейших оркестров. Мы организуем трансляцию концерта по телевидению на весь мир! Ты только подумай об этом, Ролло, только подумай! Величайший пианист-виртуоз всех времен — робот! Это столь же фантастично, сколь и великолепно! Я чувствую себя первооткрывателем новых миров!
Он ходил по комнате как в лихорадке.
— Затем мы запишем тебя на пластинки, разумеется. Весь мой репертуар, Ролло, и еще сверх того. Много сверх того!
— Сэр?
Лицо Маэстро сияло, когда он смотрел на робота.
— Да, Ролло?
— Вложенные в меня инструкции дают мне право пресекать любые действия, которые я расцениваю как вредные для моего хозяина. — Робот тщательно подбирал слова. — Сегодня ночью вы плакали. Это один из признаков, которые я, согласно инструкции, должен учитывать, принимая решения.
Маэстро схватил Ролло за его массивную, превосходно отлитую руку.
— Ролло, ты не понимаешь! То была минутная слабость. Пустяк, глупость!
— Прошу прощения, сэр, но я вынужден отказаться. Я больше не смогу подойти к роялю.
Маэстро уставился на робота, не в силах поверить.
— Ролло, это невозможно! Мир должен услышать тебя!
— Нет, сэр.
Янтарные линзы робота, казалось, излучали мягкий свет.
— Рояль — не машина, — загудел он своим мощным нечеловеческим голосом. — Но для меня он — машина. Я могу превращать ноты в звуки в одно мгновение. За какую-то долю секунды я могу постичь весь замысел композитора. Для меня это очень просто…
Ролло величественно возвышался над печально поникшим Маэстро.
— Но я также в состоянии понять, — монотонно гудел он, — что это… что музыка — не для роботов. Она — для людей. Для меня музыка действительно очень проста. Но… она не была задумана простой!
Кристиан Леурье
Фургон
При свете керосиновой лампы Очаровательный Малыш подсчитывал дневную выручку. Как обычно, очень скудную. Публика больше не интересовалась двухголовыми чудовищами.
— А как хорошо было там! — вздохнула голова чтобы мечтать.
— Ну, если дело и дальше пойдет так же, вернуться вряд ли удастся, — ответила голова чтобы думать.
Очаровательный Малыш встал. Обе его головы касались потолка фургона.
— Пора бы наконец подкрасить фургон, потолок совсем облупился, — заметила голова чтобы мечтать.
— А зачем? Все равно он развалится раньше, чем найдется горючее для взлета, — сердито буркнула голова чтобы думать.
Он посмотрел на свои руки, на свою серую пергаментную кожу. Идиоты, они меня презирают за то, что я никогда не снимаю маску, — знали бы они, кто я такой, — а ты всего лишь ярмарочная диковинка, не делающая сборов, — когда-то я был пилотом первой кометы — когда-то, вот именно когда-то, давненько это было — может быть, Жоли не была бы такой жестокой, знай она правду, — и тебя убили бы или заперли, чтобы узнать, откуда ты явился.
Голова чтобы мечтать закрыла глаза, лишь бы не видеть больше этой серой кожи.
За окном послышался смех Жоли. У нее была палатка с лотереей по ту сторону проулка. Очаровательный Малыш поднял занавеску и выглянул головой чтобы мечтать.
Она была очень красива, хотя только с одной головой, и посетители смеялись вместе с ней. Очаровательный Малыш тоже очень хотел бы посмеяться. Но ведь Жоли смеялась как раз над ним.
— Хорош бы ты был на Мексосе, герой, если бы заинтересовался моноцефалкой, — сказала голова чтобы думать.
— Да, на Мексосе это было бы довольно глупо.
И голова чтобы думать вновь перенеслась на Мексос. Она видела огромный город, по которому змеились тысячи серебряных каналов, а все улицы были покрыты цветами. Здесь цветы вянут, если по ним ходить. На Мексосе жил маленький народ моноцефалов, игра природы, существа с одной головой, способные делать только что-нибудь одно — или мечтать, или думать. Они бывали замечательными художниками и выдающимися учеными, так как ничто не отвлекало их от работы. И все-таки они были неполноценными. К счастью, на Мексосе жили и другие — гармоничные бицефалы. И более редкие трицефалы, которые могли не только мечтать и думать, но и субиколировать — а это, как всем известно, особенно изящное действие. Они были очень забавны, хотя из-за их третьей головы на них никогда нельзя было особенно полагаться. А главное, там были зу, которые радовали сердце своими нескончаемыми песенками, похожими на хрустальные колокольчики в звенящих залах.