Я иду в ванную и принимаюсь тереть руки – мне кажется, что они пахнут чем-то горелым.
Столько всего свалилось на меня за этот короткий промежуток времени, что мне просто жизненно необходим перерыв. Я нуждаюсь в передышке, в паузе на этом бесконечном видеоряде, чтобы разложить, расставить все по полочкам, упаковать информацию и события в нужные контейнеры. Мы, девушки, такие непостоянные, такие непредсказуемые. Раньше я переживала, что ничего не происходит, что не могу разобраться в происходящем, что опустила руки и отдалась на волю судьбы. Сейчас же потрясена тем, что на размытых фотокарточках жизни что-то стало проявляться, а информация потоком неслась на меня. Разве не я сама хотела разобраться, рвалась узнать правду, узнать причины происходящих со мной событий? И вот я попала в круговорот. Какая тут может быть передышка? Скорее мне требуется план действий.
Предстоят визит в дом престарелых, поездка в тюрьму, к чему, как мне кажется, я никогда не смогу подготовиться морально, и чтение дневника Элизы, до которого я еще не добралась. Включив ноутбук, я нахожу контакты тюрьмы, набираю справочную и узнаю, что посещать это угрюмое заведение можно по вторникам (то есть завтра) в определенные часы, имея при себе документы, удостоверяющие личность, и при согласии самого заключенного. Что касается дома престарелых, то, позвонив туда, я выясняю, как посетить Леопольда, соседа мистера Олда.
Сегодня же я должна разобраться, почему кто-то напал на Элизу.
Я удобнее устраиваюсь на диване с чашкой какао, беру черную тетрадь и тону в чужих воспоминаниях.
Тетрадь Элизы
Часть 1
«Тетрадь моего прошлого.
1
Начата для стирания и уничтожения.
Поставила цели:
1. Записать.
2. Пережить в последний раз.
3. Отпустить (перешагнуть или растоптать).
4. Забыть (оставить здесь).
2
Сегодня: дату не помню.
Время: примерно обед.
Не знаю, зачем пишу это, но доктор сказал, что все темное, скверное, самое плохое, что произошло со мной в прошлом, я должна оставить на этих листах. Да, я очень хочу оставить это здесь. Эту грязь, эту разъедающую кислоту, эту черноту моей души, страх и все, что с ним связано.
Не хочу возвращаться к наркотикам!
Они все равно не помогают. Не помогают спрятаться от этого страха. Даже когда употребляешь, все равно приходится в конце концов столкнуться с реальностью. И с каждым разом все сильнее подступают к горлу чувства безысходности, разочарования и гнетущего страха. Когда я несколько последних раз вставляла в вену иглу, думала только об одном – никогда не проснуться. Но не смогла сделать этот шаг и, наверное, к лучшему. Мечтала забыться раз и навсегда, исчезнуть, раствориться, чтобы не было воспоминаний, мыслей, боли. Не физической – ее можно перенести. А той дикой душевной боли, которая раздирает каждую секунду, словно Цербер рвет зубами куски еще живого мяса.
Я больше не хочу слышать леденящие сердце шорохи, не хочу видеть сны с его улыбкой, с его отвратительной, надменной улыбкой, с его смехом, уничтожающим, давящим, словно каблук, опустившийся на букашку.
Для этого вывожу непослушной рукой каждую букву. Я вспоминаю это последний раз и оставляю здесь. Больше он ко мне не придет, больше никогда…
3
Сегодня: тот же длинный день.
Время: все уже разошлись по палатам, скоро будет отбой.
Мне было тогда двадцать лет, я училась в прекрасном заведении, о котором так долго мечтала, – на архитектурном факультете университета Мэя. Я всегда была скромной девушкой и не подозревала, что в мире так много зла. Помню свои длинные каштановые волосы, округлые формы (не то что сейчас, когда остались только кости. Стараюсь пока не подходить к зеркалу, не хочу видеть свои ребра под просвечивающей кожей) и глаза, искрящиеся верой в хорошее. Какой же я была наивной дурой!
Я жила в женском общежитии и, в отличие от многих девушек, еще не познала мужской любви. Мои родители – верующие католики, читающие молитвы за ужином и посещающие церковь каждое воскресенье, – рассказывали мне сказки об истинных чувствах, верности и святости брака. И скажу, что я принимала все их слова за чистую монету. Не сомневалась в добродетелях, в людях, в воле Божьей. Сейчас, потеряв все, что у меня было, из-за своей доверчивости и простоты, из-за веры в лучшее, в людей и Бога, я больше свято не верю. Разучилась. Не верю, что Великий Господь выбрал этот путь для меня. Просто не могу принять такое. Это не он, это люди взяли на себя право вершить судьбы, клеймить и уничтожать. Друзья отвернулись от меня в самом начале сложной, извилистой дороги к погибели. Родители отвернулись чуть позже. Они слишком быстро забыли все истины из Священного Писания, забыли о милосердии, о помощи ближнему и о многом, о чем забывать нельзя. Они хотели помогать заблудшим душам, но почему-то не мне, не их собственной дочери. И я осталась одна, держа в своих руках руль летящей с эстакады машины.