Достаю телефон и набираю детектива.
– Да? – звучит надменный и как всегда недовольный голос.
– Здравствуйте, это Анна.
– Ты у меня записана, – обрывает он без всякого такта.
Я закрываю глаза, успокаивая возмущение.
– Хорошо, – только и выдавливаю я.
– Как сходила к Киру, что узнала? Он, наверное, все-все тебе рассказал, да? – в свойственной ему ехидной манере спрашивает Бэк.
– Сходила. Он ничего не рассказал, – вру я. Если скажу правду он с радостью упрячет меня за решетку за мою же смерть. – Но… не хочу говорить об этом по телефону. У вас будет время, если я подъеду?
– Хорошо, приезжай в участок.
– Ладно.
– Приедешь, скажи, что ко мне, я предупрежу на проходной, и тебя пропустят, – сухо говорит он и вешает трубку, не дождавшись моего ответа.
Я кидаю телефон в рюкзак и плетусь к остановке. Через полтора часа уже вхожу в здание Центрального управления полиции Мэя. При входе меня всю досматривают, проверяют рюкзак, прощупывают карманы. Потом я подхожу к стойке информации и говорю, что мне нужно к Сергею Бэку. Мне выдают временный пропуск и сообщают, что детектив сидит на третьем этаже в кабинете № 304. Поднявшись по лестнице, я оказываюсь в длинном коридоре с однотипными темными дверьми. Вот и его кабинет. Я стучу и вхожу в небольшую квадратную комнату, где с трудом размещаются четыре стола.
– Проходи, – говорит Сергей, что-то усердно печатая. Он кивает в сторону стула рядом с собой. – Располагайся, я сейчас освобожусь.
Столы завалены папками и бумагами, но других людей здесь нет.
– Все на выезде, – сообщает он, увидев, как я осматриваюсь.
Устраиваюсь на неудобном, жестком стуле напротив него, рюкзак держу в руках, поскольку ставить его на пол не хочется, а места для него нет.
– Ну что, как он? – спрашивает Бэк, не отрываясь от монитора.
– Хорошо, – отвечаю я в ожидании своей очереди на его внимание.
– Ты думаешь, ему в тюрьме хорошо? – Он отрывается от компьютера и смотрит на меня сверлящим взглядом.
– Нет-нет, я так не думаю, не то хотела сказать, – запинаюсь я, подбирая слова.
– Зачем приехала? – спрашивает он напористо.
– Расскажите мне.
– Еще чего, – хмыкает Бэк, в очередной раз прерывая мою речь. – Что это я должен тебе рассказывать?
Я пропускаю его вопрос, затем еще один надменный смешок и только потом продолжаю:
– Расскажите мне о деле. Почему вы считаете, что Кир не убивал?
– А сама как думаешь? – Бэк прекращает печатать, складывает руки на груди, откидывается на спинку кресла и внимательно смотрит мне в глаза.
– Да ничего я не думаю. Не знаю, что думать, черт возьми. Вы понимаете, я ничего не знаю. Я не помню тот день.
Он внимательно смотрит на меня, качаясь на стуле, потом встает и выходит из кабинета. Его поведение бесит, выводит из равновесия, хочется сорваться с места и помчаться домой. Но лучше выдержать его отношение сегодня, чем мучиться мыслями и возвращаться к идее увидеть или услышать его еще раз.
Через несколько минут он возвращается с чашкой кофе. Мне он, само собой, ничего предлагать и не думает. Ну и ладно. Хотя я очень устала, веки набухли от пролитых слез, во рту пересохло, сейчас я была бы рада и глотку воды.
Он садится на свой стул, отхлебывает кофе.
– С чего мне начать, раз ты ничего не помнишь? – усмехаясь, спрашивает он, но как-то мягче, чем обычно. Резь в голосе погасла, словно Бэк выключил какой-то внутренний стоп-сигнал.
– Желательно с самого начала. Может, начнем с того, откуда вы знакомы?
– Хорошо. Раз тебе отшибло память, я расскажу. У меня же уйма свободного времени. – И он снова издает свой противный смешок. – Когда-то я жил в городе Нороф. Там работал в отделе по делам несовершеннолетних. И как-то мне встретился добрый, отзывчивый, но сошедший с пути парень, который украл продукты из магазина. Я стал его воспитателем, а потом наставником и другом. Вскоре меня перевели сюда, и я позвал Кира переехать, но он не мог бросить самого близкого человека, с которым вырос, о ком заботился, кому подарил всю свою братскую любовь.
Я смотрю внимательно, вслушиваюсь в каждое его слово. Детектив делает еще глоток явно противного, неароматного кофе.
– Он не мог оставить там тебя, Анна, – заканчивает он свой едкий монолог.